Сказанное хорошо иллюстрирует фигура М. Малютина, члена КСИ и одного из координаторов Встречи-диалога. Его двусмысленная стратегия предстает как ключевой элемент, без которого само событие не состоялось бы:
Есть очень редкий тип совершенно талантливых людей, которые в любое выступление могут внести элемент не просто детективного жанра, а элемент некой интриги. И [Малютин], я считаю, в этом отношении просто гений, гений интриганства. [Благодаря своей способности] формировать, может быть, искусственно возникаемые некие конфликты, которые живут только в домыслах, он помогал развитию общественного движения. […] Идея сделать такой форум [августовскую встречу 1987 года] – это, скажем, моя идея. Но создано это все было и могло осуществиться только с помощью всего объединения КСИ и, в том числе, интриганства Миши Малютина, который, будучи членом КПСС и преподавателем философии, имел [контакты] с МГК и всеми остальными и просто дал такую оценку общественному движению: «лучше его держать под наблюдением и под контролем, чем дать этому движению спонтанный характер и [потерять возможность] его контролировать и направлять». Это была его подача материалов в МГК. Он искренне, может быть, в это верил, и одновременно он верил в то, что этот форум должен состояться[229]
.Посредничество М. Малютина позволило участвующим сторонам сделать взаимное сотрудничество более приемлемым в глазах сторонних наблюдателей и тем самым спасти собственное лицо. Инструктор райкома объясняет:
– Миша Малютин был практически один из первых, с кем мы начали работать. Он был одним из немногих членов КПСС, который был готов работать с неформалами. Когда я его взял на работу, у Шостаковского [ректора Московской высшей партийной школы] на работе взял как раз, Миша Малютин был некой возможностью нам прикрыться общественностью. То есть если бы инициативу проведения съезда проявил инструктор райкома, нас бы прогнали…
– Да, но он был в Высшей партийной школе.
– Ну и что?
– Это тоже партийная работа.
– Это нормально воспринималось. Он не был аппаратчиком. […] Он философию преподавал и не воспринимался столь страшно, как я[230]
.