Читаем Политические клубы и Перестройка в России. Оппозиция без диссидентства полностью

Защитная стратегия, избранная по отношению к ним неформалами, состоит в маргинализации и систематической критике. В. Игрунов, член КСИ, описывает «Демократию и гуманизм» как некий «курьез в общественном движении»[221]. Журнал группы «Перестройка» – «Открытая зона» – публикует статью В. Новодворской только затем, чтобы сразу же разнести ее в пух и прах. Но вопреки этим попыткам маргинализации членам «Демократии и гуманизма» удается занять свое место в движении благодаря серии ударов, обязывающих другие клубы к ответной реакции. Они быстро занимают авансцену на Пушкинской площади – где более умеренные неформалы организуют еженедельные митинги в течение лета 1988 года – и оказываются в центре внимания советских и западных СМИ. Устраиваемые ими скандальные спектакли надолго отпечатываются в памяти: они рвут в клочья советский флаг и портреты Ленина и Горбачева, вступают в конфликты с милицией. Создается впечатление, что диссиденты-неформалы и партийные консерваторы укрепляют позиции в своем поле, придавая этому столкновению видимость эскалации, тогда как на самом деле их отношения достаточно стабильны и ритуализованы. «Радикалы» из группы «Демократия и гуманизм» квалифицируются консерваторами и поддерживающей их прессой как главный символ неформального движения; последнему ничего другого не остается, как встать на их сторону. «Демократы и гуманисты» не ограничиваются митингами; вступив в сговор с некоторыми другими неформалами, они основывают в мае 1988 года «Демократический союз» (ДС), провозглашающий себя «первой оппозиционной партией». ДС назвался партией из провокации (в СССР еще действует однопартийная система) и в насмешку («карлик» ДС, причисляя себя к той же категории, что и «спрут» КПСС, намекает на то, что понятие партии потеряло всякий смысл). Само его появление становится шоком для всех политических акторов, поскольку вводит в обращение до тех пор табуированную тему многопартийности.

Границы движения оказываются не защищенными от вторжения этих конкурентов, но последние обречены на маргинальность. И лишь отбросив лейбл «диссидентства» в пользу «радикальности», они могут надеяться занять в движении более устойчивое место. Лидерам основных неформальных клубов удалось дисквалифицировать понятие «диссидент», а вместе с ним и тех, кто намеревались сделать из их движения простое продолжение диссидентства.

Некоторые бывшие диссиденты, вернувшиеся на политическую сцену, быстро занимают позицию, противостоящую неформалам, обвиняя их в сотрудничестве с режимом. Главной ареной борьбы становится самиздат – традиционная вотчина диссидентов, превратившаяся в средство самоопределения неформального движения. Например, С. Григорьянц, главный редактор «Гласности» (вероятно, самого известного в начале Перестройки неофициального издания), представляет неформалов как «марионеток» партии. Со своей стороны, неформалы обвиняют его в работе «на экспорт» и в том, что он намеренно искажает реальность в угоду иностранным спонсорам.

На самом деле неформалы сами поставили себя в уязвимую позицию, переняв термин «самиздат» для обозначения своих бюллетеней. Они вынуждены равняться на «профессионалов», которые превосходят их по репутации и опыту и которым довольно легко удается извлекать выгоду из своей позиции сторонних наблюдателей за деятельностью неформалов. Последние признают два своих слабых места. Они чувствуют себя жертвой «запаздывающего габитуса», наблюдавшегося среди многих значимых представителей неформального и прежнего диссидентского движений (как в СССР, так и за рубежом). В силу запаздывания своего восприятия реальности эти активисты продолжали руководствоваться прежде усвоенными и теперь уже безусловными установками, придавая чрезмерное значение диссидентским газетам[222]. Так, эмигрантские издания и многие западные газеты склонны сосредотачиваться исключительно на информации, почерпнутой из самиздат-журналов бывших диссидентов, не замечая того, что происходит в других местах[223]. К тому же, будучи републикована западными СМИ, эта информация возвращается в СССР облеченная возросшей легитимностью. Второе слабое место весьма парадоксально: находясь на периферии политической игры, бывшие диссиденты могут позволить себе публиковать в порядке информирования широкий спектр документов самых разных политических лагерей и представлять тем самым гораздо более полную картину неформального движения, чем это способны делать бюллетени самих неформалов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука