Политические клубы и Перестройка в России. Оппозиция без диссидентства

Присутствие особого типа конкурентов делает границы неформального движения размытыми и хрупкими: речь идет о бывших диссидентах или наследниках диссидентства, отвергающих любые компромиссы с властью. Через отношения к этим расположенным на периферии движения фигурам можно изучить деятельность неформалов по поддержанию границ своей идентичности.

В 1987—1988 годах категория «диссиденты» становится двойственной: она означает одновременно и тех, кто участвовал в движении в 1960—1970-х, и тех немногих, кто вернулся к политической деятельности во время Перестройки (иногда с момента освобождения из ссылки в 1987 году). Последние рьяно отстаивают свою «диссидентскую» идентичность: чтобы быть замеченными, им необходимо подчеркнуть свое отличие от неформального движения, определяющего себя через оппозицию диссидентству. Что касается неформалов – те стремятся закрыть доступ в свои клубы людям, слишком явно «отмеченным» печатью принадлежности к правозащитному движению.

Неформалы развивают дифференцированные стратегии. «Приемлемым» диссидентам (в силу их неопасности в качестве политических конкурентов) позволено время от времени заходить за ограничительную линию; «нежелательным» дается отпор, однако и в этом случае границы зачастую оказываются легко проницаемыми; и наконец, открыто враждебные неформалам диссиденты не проникают на их территорию и действуют исключительно на ниве самиздата. Напомним, что полностью «приемлемыми» диссидентами стали исключительно те, кто с 1970-х годов поставили под сомнение авторитет «правозащитников» и отстаивали идею диалога с властью.

Бывшие диссиденты и неформалы в 1987—1988 годах живут и действуют в разных пространствах, как если бы между ними существовала негласная договоренность о соблюдении дистанции. Нас же здесь интересуют исключения из этого правила. Действительно, неформалам иногда доводится приглашать диссидентов к участию в своих заседаниях. В основном речь идет о не составляющих конкуренции или «дружественных» активистах, таких как христианские диссиденты А. Мень, Г. Якунин, В. Аксючиц и А. Огородников. Неформалы дорожат также отношениями с теми диссидентами, которые открыто принимают их принцип: не быть оппозицией. Таков, например, Л. Волохонский, противостоящий бывшему диссиденту С. Григорьянцу, главному редактору журнала «Гласность». Здесь, вокруг дискуссии о неформальном движении, с новой силой разгораются давно тлеющие ссоры среди диссидентов. И наконец, когда сами неформалы понимают, что перевес сил явно на их стороне, они стремятся преодолеть манихейское противостояние, в которое оказались втянуты обе стороны, и предоставляют слово диссидентам, чтобы те смогли обрести «официальный статус»[219].

Однако есть еще диссиденты «нежелательные», однако присутствующие внутри движения. «Демократия и гуманизм» под руководством В. Новодворской занимается «энтризмом»[220]: ее участники без приглашения приходят на заседания неформалов, особенно живо интересуясь встречами, организованными при помощи партии и комсомола. Неформалы не в состоянии их устранить. Во-первых, отнюдь не все они так уж враждебны к диссидентам, и есть даже те, кто симпатизируют «Демократии и гуманизму». Во-вторых, подвергая «диссидентов» остракизму, они рискуют заработать репутацию марионеток партийных реформаторов (которые не желают предоставлять трибуну диссидентам и их соратникам). И наконец, даже те, кто еще в 1987 году называли себя «диссидентами», в 1988-м меняют название и обретают новую легитимность, отныне больше настаивая на своей радикальности, нежели на родстве с диссидентством.