Политические мифы о советских биологах. О.Б. Лепешинская, Г.М. Бошьян, конформисты, ламаркисты и другие.

Между тем в той же статье, в которой А. С. Серебровский говорил об Энгельсе, он по существу описал возможный механизм закрепления генетических изменений в процессе становления человека. Он (1929, с. 70), остановился на известной мутации безглазости (eyeless) у дрозофилы и отметил, что «в старых культурах наблюдается некоторый, иногда почти полный возврат к нормальной внешности… Элементарными опытами скрещивания можно доказать, что… мутация безглазости сохранилась в том же совершенно неизменном виде, как была и раньше, и что изменение признака, вернее его возврат к старому состоянию, вызван накоплением многих, обычно мелких других мутаций, которые своим совокупным действием подавляют проявление гена безглазости и снова дают возможность глазу развиваться нормально».

Из этого А. С. Серебровский делает следующий вывод, с которым можно согласиться: «Следовательно один и тот же фенотип может быть реализован и действительно реализуется при совершенно различных генотипах. Тем самым делается ясным, что эволюция генотипа может идти не отражаясь на фенотипе». Немного изменить ракурс рассмотрения и мы получим эволюционно значимый вывод: в некоторых случаях генотип приспосабливается к фенотипу. И становление двуногости у человека как раз может быть таким случаем, когда генотип приспосабливается к новой приобретенной физиологической норме. К сожалению, генетики просмотрели такое решение, но его увидел И. И. Шмальгаузен, а решение последнего – американцы, опубликовавшие перевод книги советского ученого (в 1949 г. ), а впоследствии переиздавшие ее (Schmalhausen, 1986). И после этого идеи И. И. Шмальгаузена так и остались невостребованными нашими генетиками.

Энгельс говорил о сложных системных изменениях, которые имели место в процессе становления современного человека. «Но рука – подчеркнул он (1934, с.  51–52) – не была чем-то самодовлеющим. Она была только одним из членов целого, необычайно сложного организма. И то, что шло на пользу руке, шло также на пользу всему телу, которому она служила, и шло на пользу в двояком отношении. Прежде всего, в силу того закона, который Дарвин назвал законом соотношения роста… Постепенное усовершенствование человеческой руки и идущее рядом с этим развитие и приспособление ноги к прямой походке несомненно оказали, также и в силу закона соотношения, обратное влияние на другие части организма… Наши обезьяноподобные предки, как уже сказано, были общественными животными… развитие труда по необходимости способствовало более тесному сплочению членов общества, так как благодаря ему стали более часты случаи взаимной поддержки, совместной деятельности, и стало ясней польза этой совместной деятельности для каждого отдельного члена. Коротко говоря, формировавшиеся люди пришли к тому, что у них явилась потребность что-то сказать друг другу. Потребность создала себе орган: неразвитая гортань обезьяны преобразовывалась медленно, но неуклонно путем постепенно усиливаемых модуляций, и органы рта постепенно научались произносить один членораздельный звук за другим». Кроме того, Энгельс разбирает вопрос о биохимических предпосылках становления человека.

А. С. Серёбровский пытается эти сложные системные адаптации свести к постулируемым мутациям, связанным с изменением руки. Это и есть пример механистического упрощения сложного эволюционного процесса.

Давайте теперь посмотрим, насколько правильно изображает позицию ламаркистов, включая Энгельса, А. С. Серебровский. Начнем с одного его ошибочного утверждения, уходящего своими корнями в натурфилософские построения А. Вейсмана. По А. С. Серебровскому, чтобы изменения в руке, возникшие под действием труда, могли быть переданы потомству, необходимы «какие-то влияния со стороны руки на половые клетки». Этот метафизический механизм независимого от всего организма действия руки на половые клетки придумал не Ламарк, но его противник А. Вейсман (у того вместо руки речь шла о влиянии хвоста на половые клетки). У Ламарка, как и у его последователей ламаркистов на среду реагирует весь организм в его целостности, а уж в какие конкретно надклеточные, внутриклеточные и молекулярные механизмы это может вылиться – решить данный вопрос чисто умозрительно, как пытались это сделать А. Вейсман и А. С. Серебровский, невозможно.

Теперь о механистическом смешении физиологии с филогенезом, о которой говорил А. С. Серебровский. Приведем еще раз второй его тезис: половые клетки, по мысли ламаркистов, у родителя под действием труда меняются, поэтому рука его ребенка «оказывается измененной в том же направлении, в каком изменилась и рука его родителя». Но ведь это опять придумали за ламаркистов генетики с той, видимо, целью, чтобы проще было критиковать ламаркистов.