Политические мифы о советских биологах. О.Б. Лепешинская, Г.М. Бошьян, конформисты, ламаркисты и другие.

В самом простом случае ребенок, обучающийся труду, также как и его родители, но независимо от них приспосабливается к трудовой деятельности. Здесь говорить о какой либо передачи физиологических изменений руки от родителя детям не приходится. Вполне можно было бы ограничиться только этим для примирения между ламаркистами и генетиками. В этом случае физиологическое приспособление канализует поток мутаций, фиксируя через отбор те из них, которые генетически поддерживают это новое физиологическое состояние. Т.  е. принять теорию органического отбора Дж. Болдуина, который предположил возможность замещения ненаследственной изменчивости наследственной через отбор мутаций, дающих сходный фенотип. Это решение в свое время поставило в тупик Симпсона. Как же может среда (в нашем случае труд) влиять на организм (в нашем случае на эволюцию руки), если мутационный процесс идет независимо от действия среды на организм? Симпсон поэтому отверг (Simpson, 1953, р. 112) теорию органического отбора; она ему казалась излишним усложнением. Ошибка Симпсона и генетиков была связана с тем, что они чисто умозрительно решили, что эволюция идет исключительно за счет мутаций (в значении поломок) генов, происходящих случайно и действующих независимо. Но приведенный выше пример с геном безглазости показывает, негативное действие гена может быть сведено на нет большим числом мелких мутаций, которые если и происходят случайно, то в силу их малости с большей частотой. Только два исследователя пытались выйти из этого тупика – И. И. Шмальгаузен (в нашей стране) и Конрад Уоддингтон на западе (см. подробнее Шаталкин, 2015).

Отметим еще один важный для понимания темы момент. Ламаркисты обнаружили, что физиологическая реакция на казалось бы один и тот же фактор среды усиливается (имеет какие-либо новые нюансы) в ряду последовательных поколений. Это изменение реакции, проявляющейся при всем ее сходстве по разному у родителей и детей, получило название длительных модификаций. Характерным их признаком является то, что при снятии средового воздействия организмы возвращаются в старую норму не сразу но в течение нескольких поколений. У организмов, размножающихся бесполым путем, например, у тлей это последействие может продолжаться в течение 10 поколений. При половом процессе последействия может не быть, но не всегда. Это означает, что длительные модификации обеспечиваются разными наследственными механизмами.

Почему в данном случае можно говорить о наследственных механизмах? Потому что физиологическая реакция дочернего организма на действующий фактор имеет больший отклик, если сравнивать его с морфо-функциональным состоянием материнского организма, на который действует тот же фактор. Поскольку физиологическая реакция не может изменяться от поколения к поколению; в пределах родственной линии потомков она должна быть однотипной, то соответствующие различия не являются источником физиологических процессов, а определяются передачей дочернему организму того морфо-функционального состояния, которого достиг под действием факторов среды материнский организм. Никакого сведения (смешения) филогенеза к физиологии в этом случае, конечно, нет.

Рассмотрим еще один аспект той же проблемы. А. С. Серебровский (с. 227) приводит следующую выдержку из работы Ф. Дучинского (с. 218): «Что между физиологическим и филогенетическим процессами может существовать не противоречие (а я говорю все время не о противоречии, а о качественном различии. А. С. ), а полная одинаковая направленность в развитии, видно из следующего примера: Между развитием грудных мышц и киля грудной кости и развитием крыльев у птиц существует коррелятивная связь и зависимость. Чем сильнее развиты крылья, тем сильнее грудные мышцы и киль. У птиц с рудиментарными крыльями отсутствует киль и слабо развиты грудные мышцы, но зато… Описанное явление объясняют (! А. С. ) тем, что упражнение крыльев приводило… к более сильному развитию грудных мышц и грудного киля, неупотребление крыльев приводило к обратному результату. Увеличение крыльев представляло селекционную ценность и подлежало действию отбора, физиологический и филогенетический процессы шли в данном случае в одном и том же направлении, усиливая и ускоряя и не в малой мере не исключая друг друга».

А. С. Серебровский говорит, что сказанное Ф. Дучинским не имеет отношения к спору о качественном различии физиологии и филогенеза. «В жизни индивида имеет место первое [т.  е. физиология], в жизни вида – второе. Механисты пытаются смазать эту разницу, как и в тысяче других примеров, распространить физиологический процесс на историю вида».