На самом деле Т. Д. Лысенко не отрицал роль хромосом в явлении наследственности. Но при чисто экологическом подходе в изучении специфических реакций целостного организма на действие среды нет необходимости обращаться к теории гена. Это другой уровень анализа, который, по мнению Н. П. Дубинина, высказанному в 1936 г., не отрицает генетический анализ. А раз так, то со временем настанет синтез результатов генетического и феногенетического (как определил его Н. П. Дубинин) подходов. Н. П. Дубинин в то время не мог знать, что феногенетические закономерности, изучаемые Т. Д. Лысенко, имеют иной источник и связаны с эпигенетической наследственностью. Т. Д. Лысенко тоже этого не мог знать, но чувствовал, что изучаемое им явление представляет собой что-то такое, что не совсем вписывается в генетические сценарии, разрабатывавшиеся в то время. Да и у самого Н. П. Дубинина, видимо, были на этот счет сомнения. Недаром он упорно допытывался у Т. Д. Лысенко, не является ли тот скрытым ламаркистом: «Трофим Денисович всячески отказывается от жупела ламаркизма, я этому рад, и все генетики этому рады» (Дубинин, 1937, с. 341). Но сомнения в этом есть: «Объяснение ваших экспериментов по “перевоспитанию растений” имеет поэтому безусловно механоламаркистский характер, хотя вы сами этого не сознаете» (с. 341). И далее: «А у нас с вами, Т. Д. Лысенко, нет большего врага, чем ламаркизм. Ламаркизм есть антиматериалистическая концепция. Ламаркизм есть теория вредная для народного хозяйства (акад. Т. Д. Лысенко: правильно). Я рад, что Трофим Денисович говорит “правильно”». Выставлять себя ламаркистом в те годы было опасным делом, особенно периферийным ученым, за которых некому было заступиться или, как тогда говорили, похлопотать. Возможно, по этой причине Т. Д. Лысенко назвал советский ламаркизм, который он развивал, мичуринским учением.
Обратите внимание, что Н. П. Дубинин обращается к своим коллегам, придерживающихся иных воззрений, как прокурор, требующий от них отчитаться в своих возможных прегрешениях. То же мы видим в его выступлении по спорным вопросам генетики в 1939 г. Вот лишь один пример, касающийся неопределенной изменчивости (см. Дубинин, 1975, с. 210). «Таким образом, я считаю, что Дарвин был абсолютно прав в части учения о неопределенной изменчивости. Я хочу, чтобы в результате нашего обсуждения акад. Лысенко и другие товарищи ясно нам сказали и объяснили, как они относятся и как понимают эту фундаментальную часть дарвиновского учения, как они понимают указания Энгельса о роли случайности в закономерных процессах эволюции, совершающихся под определяющим влиянием среды, т. е. отбора». Но ведь не один Дубинин выступал в таком прокурорском тоне.
Вернемся к поставленной выше дилемме: что такое наследственность – “вещество” или “свойство”? С учетом сказанного, мы полностью соглашаемся с выводом И. Т. Фролова (с. 73): «Наследственность – это и “свойство”, и “вещество”, это одно из специфических для живой материи явлений, в которых обнаруживается диалектическое единство структуры и функций, их сложные и разветвленные отношения внутри дифференцированного целого на разных уровнях его организации и в разных связях с внешней средой». Мы не соглашаемся с его следующим заключением, что эти правильные слова Т. Д. Лысенко и его сторонники игнорируют: «Всё это – научные факты, и порой становится странным, что генетикам приходилось многократно разъяснять их Т. Д. Лысенко и его сторонникам в ходе дискуссий по теоретическим и методологическим проблемам учения о наследственности». У Т. Д. Лысенко “вещество” – это клетка, наследственность – “свойство” клетки; у генетиков “вещество” – это гены, наследственность – “свойство” генов. Точка зрения Т. Д. Лысенко является более выдержанной и строгой, поскольку генетики, отталкиваясь от частных примеров менделевского расщепления, априорно решили, что наследственность является исключительно «свойством» генов.
7. 2. 0 соответствии между генами и признаками
Генетики: Только гены определяют признаки
Т. Д. Лысенко: Яйцеклетка и спермий в целом, а через них материнский и отцовский организмы определяют признаки развивающегося из зиготы нового организма