Политические мифы о советских биологах. О.Б. Лепешинская, Г.М. Бошьян, конформисты, ламаркисты и другие.

На мой взгляд эти два определения являются неоперабельными и очень далеки от научного идеала. Но идеально подходят для политиков. Кто должен решать вопрос о ненаучности того или иного учения? По смыслу получается, что этим делом будут заниматься противники учения. Но они относятся к лжеученым с предубеждением, как к заведомым мошенникам. И сразу возникает вопрос, а не ошибаются ли они. Хуже того, а что если речь идет о попытке ненаучной борьбы со своими коллегами по ученому цеху, используя недозволенные в науке приемы, каким и является обвинение в мошенничестве. Вот А. И. Китайгородский (1973, с. 118) приводит мнение О. Б. Лепешинской, говорившей в своей книге о «реакционном вейсманизме, являющемся основой расизма и прочих изуверских фашистских измышлений». Далее А. И. Китайгородский заключает (с. 118): «Читатель может мне поверить – подобных фраз нет и быть не может в сочинениях настоящего ученого». Можно было бы с этим согласиться, если бы сам автор выдерживал научный стиль и вместо обвинений Лепешинской, Бошьяна и Лысенко в невежестве и мошенничестве спокойно разъяснил читателю, в чем эти советские ученые ошибались. Налицо политика двойных стандартов: одним можно выступать с ненаучными обвинениями других, а этим другим – нельзя, поскольку будет противоречить научной этике.

Если по существу, то почему я должен верить мнению о работе О. Б. Лепешинской физика А. И. Китайгородского (с. 116), сказавшего: «Все мы нисколько не сомневались, что речь идет о неряшливых опытах, выдаваемых за великое открытие». В это «мы», очевидно, не входили профессионалы биологи, которые нашли опыты О. Б. Лепешинской убедительными. А среди них было много выдающихся и уважаемых мной ученых. Из нашего повествования следует, что даже критики О. Б. Лепешинской сомневались не в самих опытах, которые она провела, но в том, как она интерпретировала результаты этих опытов.

Если считать, что А. И. Китайгородский, выражавший мнение определенной группы ученых, прав в своей оценке О. Б. Лепешинской, то данные выше определения однозначно обличают ее как лжеученого. Если же встать на точку зрения советских биологов, выступивших в защиту О. Б. Лепешинской против недобросовестной критики тринадцати, то Ольга Борисовна, согласно этим же определениям, является нормальным советским ученым, ошибки которой имели на тот момент объективный характер. Следуя М. В. Волькенштейну (1975), мы должны сказать, что «такие ошибки не относятся к лженауке».

Аналогичное мнение было высказано советским физиком А. Б. Мигдалом (1982): «Нужно ли считать лженаучными работы, основанные на предположениях, которые, как выясняется потом в результате исследований оказываются неверными? Разумеется, не нужно. Подтверждение предположений – не единственный критерий научной ценности работы. И отрицательный результат дает важную информацию – исключается одна из возможностей». Работа О. Б. Лепешинской является показательным примером данного положения советского физика.

А. Б. Мигдал предложил следующее определение: «Лженаука – это попытка доказать утверждение, пользуясь ненаучными методами, прежде всего выводя заключение из неповторяемого неоднозначного эксперимента или делая предположения, противоречащие хорошо установленным фактам». Это определение в сравнении с вышеприведенными дает хороший критерий для отграничения науки от лженауки. Работа О. Б. Лепешинской с точки зрения данного определения является научной. В то же время оценка ее работы, данная А. И. Китайгородским (1973), равно как и его оценка работ Г. М. Бошьяна и Т. Д. Лысенко не является научной. Следовательно, главу «Лжебиология» в книге А. И. Китайгородского «Реникса» следует считать лженаучной с точки зрения определения А. Мигдала. В равной мере лженаучными с этих позиций будут две разбираемые здесь книги проф. В. Н. Сойфера (1998, 2002).

Из нашего изложения понятна защищаемая здесь точка зрения. То, что у нас сейчас называют лженаучными теориями, имея в виду работы Т. Д. Лысенко, О. Б. Лепешинской, Г. М. Бошьяна и других авторов, на самом деле являлись натурфилософскими представлениями, не получивших в то время положительного или отрицательного научного разрешения. Является ли натурфилософская книга Лепешинской и аналогичные книги других авторов сугубо феноменом советской науки. Конечно, нет. Мы уже говорили о книге Эндерляйна Bakteriencyclogenie (Enderlein, 1925), которую, ввиду ее натурфилософской направленности, отказалась обсуждать Клинбергер-Нобель (Klienberger-Nobel, 1951, р. 93), но которая через много-много лет пережила свое второе рождение. Это надо понимать так, что натурфилософские идеи, с которыми выступал Эндерляйн, получили некоторое подтверждение в достижениях современной науки.