Политические противоречия

Первый отвѣтъ заключается въ томъ, что вся эта аутократія существуетъ лишь фигурально, потому что правительство большаго государства содержитъ въ себѣ множество интересовъ и воль, для которыхъ аутократъ является не болѣе какъ представителемъ, если предположить, что эти воли согласны существовать и дѣйствовать посредствомъ представительства.

Второй отвѣтъ состоитъ въ томъ, что какъ только аутократъ, преставляющій столько различныхъ воль, которыя скорѣе терпятъ его, чѣмъ въ немъ нуждаются, не удовлетворитъ ихъ, или же сдѣлается для нихъ противенъ, то можетъ разсчитывать, что онѣ возстанутъ на него и даже посягнуть на его личность.

Третій отвѣтъ тотъ, что если элементъ цезаризма, всегда склонный къ завоеванію и нетерпящій независимости, съ одной стороны всего охотнѣе сходится съ централизаціей, даже ищетъ ея и ставитъ ее себѣ въ заслугу, то съ другой стороны, по той же причинѣ, элементъ этотъ труднѣе всего согласить со множествомъ мѣстныхъ аутономій, по поводу которыхъ можно выразиться, что законность (Loyalisme) кончается тамъ, гдѣ начинается ихъ интересъ и гдѣ проявляется ихъ воля.

Монархія, выраженіе и символъ политическаго единства, можетъ быть на своемъ мѣстѣ напр. въ городѣ, естественной группѣ, которая живетъ своей собственной жизнью, нарождаетъ изъ собственныхъ нѣдръ свое правительство, подобно матери, рождающей свое дитя, внушаетъ ему съ колыбели свою мысль, сознаетъ себя въ немъ и радуется своему созданію, которое зовется меромъ, бургомистромъ, королемъ, patres conscripti или муниципальнымъ совѣтомъ. Но этотъ самый государь, или исполнительная власть — природный царь въ своей странѣ не сохраняетъ того же характера авторитета и законности въ глазахъ присоединенныхъ группъ, которыхъ частныя воли всегда выкажутся, что бы онъ ни дѣлалъ, болѣе или менѣе ослушными приказаніямъ метрополіи.

Короче сказать, монархія слѣдуетъ во всѣхъ своихъ движеніяхъ за централизаціей; ихъ участь одинакова; сила одной указываетъ могущество другой. Въ этомъ кроется причина предосторожностей, принимаемыхъ въ новѣйшихъ конституціонныхъ государствахъ не столько противъ центральной власти, сколько противъ самаго короля; здѣсь источникъ ограниченій, налагаемыхъ на прерогативу короны, но которыя имѣютъ своимъ слѣдствіемъ лишь возбужденіе монархическаго принципа, заставляющее его вдаваться то въ абсолютизмъ, то въ демагогію.

Такія сужденія здраваго смысла подтверждаются фактами. Конституція 1804 г. первая свидѣтельствуетъ противъ притязаній ея автора. Къ чему этотъ сенатъ, столь послушный и раболѣпный, преобразованный въ выгодную и почетную синекуру, но безъ преимуществъ, безъ независимости, безъ власти, къ чему, какъ не для прикрытія личнаго каприза властелина личиною преній и коллективности? Къ чему этотъ законодательный корпусъ, простая регистратурная палата, избираемая сенатомъ по списку, представляемому департаментами послѣ трехъ степеней избранія, и возобновляемая ежегодно на одну пятую часть, къ чему онъ, какъ не для сохраненія между императоромъ и департаментами какого-то признака общенія? — Къ чему, спрашиваю я, все это лицемѣріе, всѣ эти конституціонныя пошлости, какъ не для того, чтобы поставить преграду отдѣльнымъ волямъ, которыхъ нельзя уничтожить?

Императоръ, надѣясь раззорить Англію, придумываетъ континенентальную блокаду: тотчасъ же организуется контрабанда въ огромныхъ размѣрахъ; приморскіе города испускаютъ страшные вопли, видя уничтоженіе своей торговли. Что же дѣлаетъ императоръ? Онъ продаетъ за деньги позволеніе вести торговлю колоніальными товарами и становится такимъ образомъ монополистомъ этихъ товаровъ. Это тоже, что прежній голодный договоръ (pacte de famine), только безъ формальнаго утвержденія императорскимъ декретомъ.

Чтобы раздѣлаться съ папой, Наполеонъ созываетъ соборъ, названный конституціоннымъ и составленный разумѣется изъ прелатовъ, искреннихъ галликанъ, преданныхъ его власти, его династіи и его личности. Но что же? Оказывается, что эти епископы остаются по прежнему истинными христіанами, католиками, священниками, одушевленными духомъ церкви, говорящей ихъ устами, сохраняя вполнѣ подобающее уваженіе къ Наполеону, они становятся на сторону папы; и соборъ обращается въ поношеніе для императора.

Недовольный Таллейраномъ, порицавшимъ его политику, и Фуше, позволявшимъ иногда себѣ въ полицейскихъ рапортахъ дѣлать почтительныя замѣчанія, Наполеонъ объявляетъ имъ свое неудовольствіе. Къ чему же это служитъ? Фуше продолжаетъ пользоваться полиціей, но уже для самого себя; онъ наблюдаетъ за императоромъ, выслѣживаетъ его путь, проникаетъ въ его рѣшенія, предвидитъ его паденіе; и изъ этого нѣмаго протеста оскорбленныхъ личностей нарождается мысль, которая черезъ три мѣсяца заставляетъ Наполеона подписать отреченіе отъ престола.