Построение книг ученого сводилось к следующей схеме: в первой части приводилось описание отношения русского писателя к Грузии (данные о его пребывании, о произведениях на грузинскую тему, высказывания о грузинских деятелях, культуре, природе), а во второй части рассказывалось об отношении грузинской общественности к русскому писателю (предлагались материалы из прессы, из критических статей и литературоведческих работ). Книги включали в себя многочисленные реверансы власти и цитаты из Ленина. Например, в «Летописи дружбы…» уже в названии прослеживается политическая установка и причастность к советскому «госзаказу», более того, во втором томе собраны письма, мемуары, документы, подтверждающие и укрепляющие дружеские связи, но умалчиваются некоторые исторические факты. В труде не упоминаются крестьянское восстание в Кахетии (1811) против Российской империи, национально-освободительное движение в Грузии XIX века, оккупация Грузии Красной Армией в 1921 году, кровавое подавление демонстрации в Тбилиси (1956). Вступление Грузии в СССР освещалось как добровольное, хотя в современных трудах (Silagava, Valery, Shengelia, Kakha, 2007. С. 172–175; Rayfield D., 2012. P. 250–264) оно расценивается как завоевание, аннексия. После СССР белые пятна в книге, ставшей настольной для многих ученых, породили вопросы.
Нельзя не упомянуть еще об одной «скрепе» между «своими» и «чужими» – это учебники на национальных языках. До 60-х годов ХХ века грузинских пособий по русской литературе не было. С 1960 по 1963 год шла работа над созданием первого учебного пособия – трехтомника на грузинском языке «История русской литературы» (авторы Георгий Талиашвили и Вано Шадури). Учебник служил пропаганде русско-грузинской дружбы в грузиноязычной среде.
Несмотря на формальное соблюдение официальных установок власти, были случаи, когда ученые шли наперекор формальностям. Интересный факт связан опять же с Вано Шадури (Тухарели, 2011. № 5. С. 48–49). Из неопубликованных воспоминаний его коллег и учеников (Нодара Поракишвили, Марии Филиной, Майи Тухарели) я узнала, что ученый иногда позволял себе совершать весьма смелые поступки. Вопреки всему, в 1950-е годы он принял на кафедру детей репрессированных: Тенгиза Буачидзе, Отара Баканидзе, Лину Хихадзе. Впоследствии они стали серьезными учеными, возглавившими кафедры и задавшими вектор исследовательскому процессу в Грузии. С одной стороны, на мой взгляд, такую возможность дала фраза Сталина «Сын за отца не отвечает», а с другой, у Вано Семеновича Шадури был двоюродный брат, Варлаам Иванович Шадури, служивший генералом МВД, первым заместителем министра МВД (его пребывание на самых высоких постах длилось с 1969 до 27 ноября 1990 года)[305]
, и такое родство дало возможность совершать поступки по своему усмотрению. Продолжать не только учиться, но и работать в университете Тенгиз Буачидзе, Отар Баканидзе, Лина Хихадзе могли, не вступая в ряды коммунистической партии, но до 1980-х годов возглавлять кафедру могли только коммунисты. В таком шаге Вано Шадури можно проследить выражение несогласия, своеволия. В России совершение поступков такого рода в то время было невозможно.«Побегом» для ведущих литературоведов Грузии от изучения соцреализма, влекущим за собой учет каждодневной конъюнктуры, являлось обращение к древней литературе или к русской литературе XIX века. Хотя на кафедре «Истории русской литературы» были исследователи соцреализма, так как полностью убежать от XX века было невозможно, но их монографии печатались неохотно, большей частью издавались отдельные статьи, включенные в общие сборники, а сами ученые оставались в тени.
В 1960-е годы кафедра, исследовавшая русско-грузинские связи, разрослась и стала интернациональной. Кроме грузин, были исследователи с русскими (Константин Герасимов), армянскими (Мария Байсоголова, Георгий Гиголов) корнями.
После оттепели соцзаказ уже был непрямым, но присутствие цензуры оставалось постоянным. Ученые сами ориентировались в том, что писать и как писать и что является запретной темой. «Эзопов язык» остается распространенным средством для написания научных трудов. Эти годы отмечены появлением на кафедре ученых-маргиналов, маргиналов не по отношению к профессорско-преподавательскому составу, а по отношению к советской власти и ее требованиям. К таким относились известные исследователи: профессор Георгий Михайлович Гиголов, профессор Лина Дмитриевна Хихадзе и не ставший формально профессором, но неофициально считавшийся им Константин Сергеевич Герасимов. В это же время Гиголов начал читать обзорные курсы по истории других славянских литератур – польской и чешской.