Политика различий. Культурный плюрализм и идентичность

Отсюда проистекает следующий печальный факт: трения и противоречия, связанные с переселением в страну значительных масс иностранцев, в нашем случае зачастую обусловлены перемещением с периферии России в центр ее собственных граждан. Я имею в виду, конечно же, выходцев из республик Северного Кавказа, на которых автохтоны в центральных областях смотрят как на иммигрантов. Наконец, немаловажна и краткосрочность опыта России как страны иммиграции. В нашем случае аллохтоны как субъект социального действия — это скорее вопрос будущего, чем характеристика настоящего момента. Тем не менее уже сегодня наблюдаются зачатки формирования такой субъектности. Иллюстрацией «низовых» организаций служит, например, профсоюз «Таджикские трудовые мигранты», а иллюстрацией организаций, создаваемых «сверху», выступает Федерация мигрантов России — структура, созданная в 2007 году по инициативе Администрации президента РФ.

Словом, дебаты вокруг социальной субъектности аллохтонов нам еще предстоят.

Борьба за признание и стыдливая мечта об апартеиде: контексты прочтения эссе Аладдина Эль‐Мафаалани [222]

В Германии эта книга стала бестселлером. Однако ее успех нельзя назвать ожидаемым, учитывая то, как много выходит по-немецки работ на тему интеграции мигрантов. Их авторами достаточно часто выступают выходцы из мигрантской среды[223], но никому из них до сих пор не удавалось достичь и малой толики того общественного внимания, какой удостоился Аладдин Эль-Мафаалани. В чем причины этого феноменального успеха? Одна из них лежит на поверхности: это провокативный центральный тезис автора, согласно которому прогресс в интеграции приезжих не снижает социальную конфликтность, а, напротив, ее увеличивает. Что и говорить, тезис цепляет глаз, так что независимо от убедительности подобного заявления вынести его в заголовок было умным маркетинговым ходом.

И все же этого явно маловато. И даже подробной и взвешенной аргументации в пользу выдвинутого утверждения — а ее автор читателям предоставил — тоже было бы недостаточно. Успех сочинения Аладдина Эль-Мафаалани, как мне кажется, связан с расширением тематической, географической и эпистемологической рамок. Автор смещает фокус дискуссии, переводя ее с собственно «интеграции мигрантов» на общую проблематику целостности (интегрированности) современных обществ. А поскольку все индустриально развитые страны суть по определению страны миграционные, интеграция, о которой идет речь в книге, — это не про мигрантов, а про современное общество как таковое, про его самоописание и самопонимание. Объектом наблюдений автора выступает по преимуществу Германия, однако немецкий случай постоянно проецируется на международный опыт.

Наконец, Эль-Мафаалани строит свое изложение не в привычной нациецентричной, а в глобальной перспективе. Он принадлежит к числу авторов, для которых отсылка к феномену глобализации — это не формальная уступка академическому ритуалу, а содержательный элемент размышления. Поэтому, сказав «А» (а именно что сегодняшний мир пребывает в состоянии глобализации, которая стирает границы между внутренним и внешним), автор говорит и «Б»: феномен миграции есть конститутивный момент глобализации, а мигранты выступают теми, кто обеспечивает взаимопроникновение локального и глобального.

Впрочем, чтобы дальнейшее изложение не выглядело панегириком автору, начну с критических замечаний. Бросается в глаза несколько вольное обращение автора с понятием «конфликт». На мой взгляд, Эль-Мафаалани злоупотребляет его многозначностью. Существуют, так сказать, конфликты и конфликты. Различия в позициях по поводу оценки тех или иных общественных явлений (более или менее цивилизованно артикулируемые в публичных дискуссиях) — это одно, а антагонизмы, выливающиеся в насилие (тем более в насилие вооруженное), — это совсем другое. Так что автор напрасно отсылает нас к Карлу Марксу — хотя его отсылки к Георгу Зиммелю и Максу Веберу выглядят более уместными, а указания на работы Льюиса Козера и Ральфа Дарендорфа вообще бьют в яблочко.