Политика различий. Культурный плюрализм и идентичность

К такого же рода организациям относятся «зонтичные» структуры, формируемые государством для координации деятельности религиозных конфессий (и, разумеется, контроля над ними). Примеры — Французский совет по делам исламского культа (Conseil Français du Culte Musulman), созданный по инициативе Министерства внутренних дел в 2002 году, Исламский совет в Германии (Islamrat), существующий с 1986 года под патронажем аналогичного министерства. Репрезентативность таких структур находится под большим вопросом, поскольку им удается объединить под своей эгидой в лучшем случае несколько сотен действующих объединений, счет которых идет на тысячи[220].

Существуют и политические партии, организуемые аллохтонами и претендующие на представительство как мигрантского населения в целом, так и отдельных его групп. Они образуются и по этническому и страновому (национальному), и по религиозному признаку. Как правило, доля голосов, которые удается завоевать таким объединениям, не превышает нескольких процентов, а потому в национальных парламентах они не представлены. Однако на муниципальном уровне им периодически удается заручиться поддержкой достаточного числа избирателей, чтобы получить портфель в городском или районном совете.

Так, в марте 2010 года в Кельне было объявлено о создании новой партии — Союза за инновации и справедливость (Bündnis für Innovation und Gerechtigkeit, BIG). Вопреки тому, что писали об этой организации некоторые российские комментаторы (усмотревшие в ней едва ли не форпост исламизма и лоббирования интересов Турции), это вполне карликовая структура: число ее членов составляет 700 человек. Она возникла в результате слияния трех региональных объединений избирателей в Бонне, Кельне и Гельзенкирхене. По иронии судьбы, слияние в партию негативно сказалось на электоральной судьбе избирательных объединений, в нее вошедших. До слияния они показывали гораздо лучшие результаты. Так, «Гражданская инициатива в Гельзенкирхене» (Bürgerinitiative Gelsenkirchen) в 2009 году набрала более 3 % голосов и была представлена тремя депутатами в городском совете. В том же году организация «Союз за мир и справедливость» (Bündnis für Frieden und Fairness) в Бонне завоевала два мандата в городском совете (в соответствии с 2 % полученных голосов). Однако после того, как эти организации объединились в партию BIG, им ни разу не удавалось получить ни одного мандата в структурах местной законодательной власти. В Берлине в дальнейшем BIG набирала 0,5 % голосов, в Гамбурге — 0,1 %, в земле Северный Рейн — Вестфалия — 0,2 % и т. д.[221] По-видимому, это связано с ограниченностью символического ресурса такого рода объединений. Когда они возникают, так сказать, на земле (grass-roots), по инициативе жителей конкретного города или района и отражают их жизненные интересы, за них голосуют. Когда же они начинают претендовать на представительство всех «мусульманских мигрантов» в стране, люди от них отворачиваются.

Уместно лишний раз подчеркнуть, что мотивация создания таких партий — в защите прав и интересов мигрантов из мусульманских стран, цель же самой этой защиты — в том, чтобы способствовать интеграции мусульман в принимающее общество. Вопроса о превращении Европы в некое подобие халифата никто не ставит. Люди с экстремальными взглядами, конечно, встречаются, в том числе и среди активистов подобных партий. Но шансы на поддержку избирателей у таких фантазеров близки к нулю.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

У затронутой нами проблематики присутствуют два измерения. Первое — «объективное», оно связано с реальными формами социальной активности новоприбывшего населения. Второе — «субъективное», связанное с оптикой, которая позволяет эту активность увидеть. Анализ социальной активности аллохтонов показывает, что распространенный стереотип о «понаехавших», которые не желают интегрироваться, — не более чем предубеждение. Наличные формы политического участия однозначно свидетельствуют о том, что новоприбывшее население в целом довольно успешно инкорпорируется в социальные институты принимающих стран, хотя определенная его часть оказывается маргинализированной и в этом смысле неинтегрированной.

Конечно, было бы упущением совсем не коснуться российского случая. Россия специфична по отношению к Западу в целом ряде отношений. Начнем с того, что потоки людей, въезжающих в Россию, образуют в основном выходцы из бывшего СССР. Четыре пятых российских иммигрантов, строго говоря, не являются аллохтонами, ибо приехали из регионов, еще недавно являвшихся частями единой страны. Кроме того, Россия не вписывается в образец «национального государства» в том виде, как этот образец сложился на протяжении последних полутора столетий в Старом Свете. Будучи в прошлом империей, Россия является в гораздо большей мере полиэтничной (многонациональной), чем даже самые неоднородные в этническом отношении европейские государства.