Политика различий. Культурный плюрализм и идентичность

В том, насколько шаток консенсус по поводу «конституционного патриотизма» и как легко последний перетолковывается в этноцентричном духе, немецкая публика имела возможность убедиться летом 2018 года во время проходившего в России чемпионата мира по футболу. Как известно, сборная Германии выступила на нем крайне неудачно. И когда вскоре после этого ее знаменитый и обласканный болельщиками форвард Месут Озиль сделал совместный снимок с Реджепом Эрдоганом, в соцсетях и в традиционных медиа поднялась буря: Озиля оскорбляли последними словами и посылали обратно в Турцию. Сам футболист так подытожил происходящее: «Когда мы выигрываем, я национальный герой, а когда проигрываем — турок».

II

В российском контексте также можно разглядеть ряд парадоксов — хотя и совсем иного свойства, чем те, о которых говорит Эль-Мафаалани. Российские граждане не хотят иммиграции и настороженно относятся к мигрантам (соцопросы фиксируют устойчиво высокую долю тех, кто настроен — категорически или умеренно — антимиграционно и в любом случае предпочел бы временную миграцию постоянной). В то же время россияне упрекают мигрантов в нежелании интегрироваться. Но можно ли ожидать интеграции от людей, которых вы не хотите рядом с собой видеть? (Я отвлекаюсь здесь от миграционного законодательства и его применения, которые выталкивают массу приезжих за пределы правового поля, что делает интеграцию априори невозможной.) А вот еще один парадокс. Граждане России не считают выходцев из постсоветских государств полноценными, стопроцентными иностранцами — как не считают полноценным суверенитет этих государств по принципу «курица не птица, Киргизия (Молдавия, Армения, Таджикистан и т. д.) не заграница». Стало быть, россияне отказывают постсоветским мигрантам в подлинной инаковости по отношению к самим себе. В то же время, однако, они разделяют озабоченность чиновников «проблемой адаптации и интеграции» этих мигрантов, тем самым признавая их инаковость как объективный факт.

Эти (квази)парадоксы можно объяснить достаточно просто. Поскольку пять шестых притока населения в Россию составляют граждане постсоветских государств, феномен, который в российском контексте называют «иммиграцией», представляет собой географическую мобильность в пределах бывшего СССР. Старшее поколение наших мигрантов — это вообще бывшие советские люди (и по паспорту, и по способу социализации), а молодежь, зачастую плохо знающая русский язык, тем не менее воспитывалась в особой среде. Я имею в виду общее культурное и информационное пространство, в значительной мере сохраняющееся благодаря российскому телевещанию и развлекательной индустрии, активно присутствующих на всем постсоветском пространстве. Поэтому наша проблема, если угодно, не в том, как интегрировать приезжих из «ближнего зарубежья», а в том, как не дезинтегрировать тех из них, кто — вопреки всем бюрократическим препонам — успел пустить в России корни.

В нашем контексте совершенно иначе выглядят и предпосылки запроса на признание (я говорю о предпосылках, поскольку сам этот запрос, похоже, еще не сформулирован). Приведу одну цитату. Это текст звезды таджикского рэпа, известного под псевдонимом Мастер Исмаил:

Я не пойму никак эти новые стереотипы.
Между нами выросли вдруг каменные глыбы.
Теперь начался дележ: я белый, ты черный,
Я богатый, ты неимущий, я русский, ты нерусский.
Проснись, посмотри в прошлое своей страны,
Убедись, что когда-то были одной нации мы.
Ты знаешь, что наши с тобой деды дошли до Берлина,
Чтобы вместе искоренить все козни нацизма.
Мы, бывшего Советского Союза дети, парень,
Почему-то делаем вид, что этого не знаем.
Полный игнор на историю своей страны,
К бывшим своим гражданам все вы ненавистью полны…
Москва не лечит, всего лишь шанс дает,
Москва не знает, что впереди меня ждет.
Братья по Советам — Таджикистан, Россия.
Аллах равняет всех и помнит все, что было[231]

.