Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект

Тем временем после принятия в 1924 г. плана Дауэса германские правящие круги выступили за «мирную ревизию» восточной границы. Усиление реваншистских настроений в Германии отразила победа на президентских выборах в апреле 1925 г. П. фон Гинденбурга. В то же время начавшееся сближение Берлина с Лондоном вызвало беспокойство в Москве, что нашло отражение в ходе визита 17 июня Крестинского к Гинденбургу. По словам полпреда, президент заявил, что он является сторонником дальнейшего развития дружественных отношений между Германией и СССР: «Пусть Вас не смущает, что мы пытаемся урегулировать наши отношения на западе. Наше географическое положение вынуждает нас вести эти переговоры». Крестинский выразил опасение, что «объективная логика политических событий окажется сильнее добрых желаний»[935].

Прошедшая 5-16 октября 1925 г. Локарнская конференция юридически оформила новую политику западных держав в отношении Германии. В Локарно министру иностранных дел Г. Штреземану удалось избежать антисоветских обязательств при вступлении Германии в Лигу наций и отстоять немецкую точку зрения по вопросу о восточной границе. После конференции СССР надеялся на продолжение линии Рапалло, поэтому дрейф большевиков в сторону реальной политики усилился. Чичерин констатировал: часть немецкого общественного мнения недовольна «и пактом, и вступлением в Лигу наций, и мысль о связи с нами сливается у них с мыслью о реванше в будущем»[936]. В письме Сталину 31 октября Чичерин подчеркнул: «И в Англии, и в других местах, о нас теперь много говорят <…>, мы фактор, нарушающий гармонию общего соглашения. Это есть источник нашей силы, ибо вызываемое нами беспокойство толкает к желанию соглашения с нами. Непременное условие этого – продолжение твердой и ясной линии»[937].

Однако дальнейшую нормализацию советско-германских отношений замедляло вмешательство Кремля в политику Веймарской республики. В приватной беседе с Сектом в январе 1925 г. Крестинский заявил: «.я лично и правительство СССР решительно против вмешательства во внутренние дела Германии <…> [но] мы, конечно, не можем отвечать за чисто партийные выступления РКП и Коминтерна». Генерал «благодарил за это заявление», но четко назвал мотивы, вынуждающие Веймарскую республику сотрудничать с Советским Союзом: «Единственная страна, на которую Германия может опереться в деле своего военного возрождения, это Россия». Второй мотив, по словам Секта, это Польша, ибо «Германия не может существовать при нынешних восточных границах, особенно при наличии Польского коридора <…>. Цель Германии на востоке – это восстановление германской границы 1914 г. и <…> общей границы между Германией и Россией». При этом он отметил: «Но путь к этому один – с помощью России увеличивать военную мощь Германии». Сект обратил внимание Крестинского на важное обстоятельство: «Значительные круги нашей буржуазии боятся внешнеполитического сближения с Россией, так как думают, что в таком случае увеличится влияние России на внутреннюю политическую жизнь Германии. Эти круги не знают и не должны знать о наших действительных отношениях. Поэтому они менее ценят, чем нужно, нашу внешнеполитическую близость. И нам трудно бывает иногда убеждать их»[938].

Вместе с тем, как писал 19 февраля 1925 г. Литвинову заведующий Отделом Центральной Европы НКИД С.С. Александровский, «ряд скандальных историй» раздуваются «в конфликты межгосударственного характера». Так, Брокдорф-Ранцау жаловался Чичерину на «наглую» статью в газете «Красная Звезда» (орган Политуправления Ленинградского военного округа), что «германское Правительство и, в частности, министр Штреземан занимаются воровством». Посол намекнул, что «после этого никакие разговоры на большие темы, в которых крупную роль играет генерал Сект, не будут возможны. Травля германского правительства, – по его словам, – и создание враждебного ему настроения в рядах Красной Армии исключает такие возможности». Брокдорф-Ранцау просил поговорить с председателем РВС СССР М.В. Фрунзе «для того, чтобы избегать подобных выступлений»[939].

Тем не менее военно-политическое сотрудничество Красной армии и рейхсвера возобновилось. Так, 18 сентября 1925 г. состоялся ужин в честь советской делегации во главе с начальником штаба РККА (в 1925–1928 гг.) Тухачевским. Полковник К. Штюльпнагель от имени Войскового управления министерства рейхсвера подчеркнул в своей речи общность интересов двух армий и необходимость совместной работы. Тухачевский в ответном слове говорил о важности знакомства представителей обеих армий, выступал за их взаимное сближение. Проблемы сотрудничества обсуждались и на последующих встречах, например в декабре 1925 г.[940]