Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект

В то же время кампанию против правительства Вирта усилили правонационалистические силы, которые способствовали приходу к власти в ноябре 1922 г. кабинета В. Куно, начавшего откровенный саботаж выплаты репараций. Незадолго до этого, в сентябре, послом в Москву назначили Брокдорфа-Ранцау. Еще до назначения он писал: мировая революция остается главной целью советского правительства, «изменения его внутренней и внешнеполитической деятельности являются только тактическим маневром. Военные эксперименты в России и с Россией сегодня бессмысленны <…> Сект и его люди питают иллюзию, что сегодня возможна “политика Бисмарка”. Но Россия больше не империя Александра I и Николая I»[678]. Однако после начатой кабинетом Куно «политики катастроф» Брокдорф-Ранцау спросил в декабре у Троцкого о «хозяйственно-технических» (военных) пожеланиях и политических целях России в отношении Германии «в связи с военным давлением Франции против нас». Председатель РВСР ответил: все зависит от экономического положения наших стран, поведения Германии в случае нападения Франции. Если Польша по указанию Франции захватит Силезию, то «мы <…> вмешаемся!» Брокдорф-Ранцау расценил заявление Троцкого как «политический успех» для Германии[679]. В целом при правительстве Вирта (май 1921 – ноябрь 1922 г.) и в первые месяцы правления кабинета Куно советско-германские отношения развивались поступательно.

По словам Й. Гирсы, германофильство в России зашло так далеко, что часть русских коммунистов отдает предпочтение немецким, а не чешским коммунистам, да и последние поддерживают немецкую активность в ЧСР[680]. С другой стороны, большевики возлагали надежды на сотрудничество с националистическими организациями Восточной Пруссии. В августе и октябре 1921 г. состоялись неофициальные контакты между представителями последних и доверенными лицами советского полпредства в Каунасе: рассматривались вопросы о военной помощи Красной армии, координации действий «на случай войны между Россией и Польшей» и разведывательных возможностях Кёнигсберга против Варшавы[681]. Между тем польские политики недооценивали потенциальную немецкую угрозу. 19 января 1922 г. Совет Министров на тайном заседании принял резолюцию, в основе которой лежал доклад начальника генштаба генерала В. Сикорского «Заграничная политика с точки зрения безопасности государства». Сикорский был противником Пилсудского и считал гарантией польской безопасности союз с Францией, видя врагов Польши в Германии и Советской России[682]. Пилсудский выступал за сближение с Германией, заявив в июне 1922 г. в ходе визита в Румынию: «Россия и Чехословакия бо́льшие враги Польши, чем Германия»[683].

Согласно конституции 1921 г. главой Польского государства становился президент: после его избрания пост начальника государства упразднялся. Усилия Пилсудского, направленные на сохранение в своих руках диктаторских полномочий, оказались безрезультатными. Его политика вызвала разочарование в буржуазно-помещичьих и клерикальных кругах, поддержавших на ноябрьских 1922 г. парламентских выборах блок партий: Национальной демократии (эндеции) и Христианской демократии (хадеции) – Христианский союз национального единства» (или «Хьена», т. е. гиена, как его иронически прозвали в народе), который получил относительное большинство мест в сейме и сенате, на объединенном заседании которых избирался президент. Поэтому Пилсудский под предлогом ограниченности полномочий президента отказался баллотироваться на этот пост. Президентом в декабре 1922 г. был избран Ст. Войцеховский, а правительство возглавил Вл. Сикорский. Результаты выборов свидетельствовали об усилении в Польше позиции профранцузски настроенных кругов.

Выборы состоялись и в Восточной Галиции. Англия выступила против их проведения, но потом дала согласие при условии предоставления автономии Восточной Галиции. В июле 1922 г. министр иностранных дел Г. Нарутович выдвинул проект создания Львовского, Станиславовского и Тарнопольского воеводств, содержащий элементы автономии в каждом воеводстве – сеймики и право голоса для украинского населения. Незадолго до выборов этот план, рассмотренный в польском сейме, вручили представителям западных держав. Проект опубликовали, но не реализовали[684]. По сообщению австрийского консула в Львове от 12 сентября 1922 г., польский план напоминал бывшее русское земство, но вето русского губернатора не шло так далеко, как польского воеводы[685]. Державы Антанты признали выборы в Восточной Галиции, сделав очередной шаг навстречу требованиям Польши в галицийском вопросе.