Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект

Поступавшая в Берлин информация о планах Варшавы заставила германские правящие круги обратиться за помощью к СССР. 15 января Радек сообщил Сталину о свидании своем и Крестинского с Сектом: «Главком <…> спрашивал нас, как будет реагировать Сов[етская] Россия на германо-польскую войну». России «теперь нельзя <…> воевать <…>, [но] мы <…> не можем быть уверены, что такая война оставила бы нас зрителями <…> удобная политика <…> говорить им, что они потеряли ужасно много времени, ничего не давая нам фактически»[719]. 17 и 22 января Крестинский информировал Литвинова: статс-секретарь МИД Германии Мальцан «боится, что <…> начнется германо-польская война». Крестинский сообщал, что Радек предлагал немцам укреплять советскую военную индустрию, а Германия хочет получить от нас вооруженную помощь, но РСФСР не должен «связывать себя конкретными обещаниями»[720]. В ответном письме Крестинскому Литвинов разъяснял: «.в Польше есть течение, толкающее Поль[ское]пра[вительство] на использование момента. [оно] взяло бы верх, если в Польше были уверены в нашей пассивности». Мы ограничились предостережением Польши в печати, хотя не разубедили «ни Польшу, ни Францию в отсутствии секретного соглашения с Германией. Не вижу большой беды в том, что такие подозрения существуют <…> мы не могли не указать на логическую связь между договором (Версальским. – В.З.) и нынешними событиями <…> Как будто бы у Германии не были отняты Верхняя Силезия, коридор, Данциг, Мемель». Литвинов также писал, что ему и Троцкому нанес визиты Брокдорф-Ранцау, «рассчитывая на нашу поддержку Германии», но нам «необходимо знать, как само Герм[анское] правительство] будет реагировать на захват Рура и возможное выступление Польши»[721]. О нежелании РСФСР провоцировать Польшу Литвинов информировал и советское полпредство в ЧСР[722].

Упомянутые советско-германские встречи и дипломатическая переписка осуществлялись в рамках постановления Политбюро ЦК РКП(б) от 18 января: «Поручить РВСР в срочном порядке разработать план <…> сосредоточения необходимых сил на западном фронте». «Правде» и «Известиям» было дано указание «напечатать статьи о польских авантюристах, стремящихся к нападению на Германию». Крестинскому поручалось «выяснить политику германского правительства в связи с занятием Рура и возможностью выступления Польши»[723].

К возможности достичь советско-германского соглашения в военно-политической сфере Брокдорф-Ранцау относился скептически, заметив: «это прежняя Россия могла вести “освободительную войну” J la 1812 за Германию». По его мнению, целью советского правительства была мировая революция. Тем не менее в феврале в Москве прошли переговоры между делегацией, которую возглавлял представитель министерства рейхсвера генерал-майором О. Хассе и советскими военными во главе с зампредседателя РВСР Э.М. Склянским (вместо заболевшего Троцкого), в ходе которых обсуждались вопросы о совместных военных действиях против Польши с участием Литвы в качестве союзника; немецких военных поставках и финансовой помощи; восстановлении советских военных заводов. После переговоров Брокдорф-Ранцау спросил Чичерина о реакции России в случае оккупации Польшей части немецкой территории. Нарком уклонился от прямого ответа, отметив, что «наши силы едва ли достаточны» и неизвестно, как отнесутся к Красной армии в Германии в случае ее там появления[724]. Но в донесении Куно 21 марта Брокдорф-Ранцау сообщил и о другом заявлении Чичерина: «.дружественные отношения германского и русского правительств важнее революционного взрыва»[725].