Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект

Тем не менее проходившие в марте-июле военные переговоры Германия временно прекратила и ограничила поставки советской оборонной промышленности[744], поскольку ЦК РКП(б) предпочел использовать нараставший в Германии политический кризис в интересах европейской революции. В июне Литвинов записал слова Брокдорф-Ранцау: «У германского правительства складывается убеждение, что у нас имеется два течения: одно – наркоминдельческое, стоящее за постепенное и медленное разрушение Германии; второе – коминтерновское, считающее настоящий момент вполне подходящим для более решительных действий»[745]. К августу взгляды «коминтерновцев» начали преобладать в руководстве партии, но еще 7 августа Сталин писал Зиновьеву: «По-моему, немцев надо удерживать, а не поощрять»[746]. Тем не менее Политбюро прервало отпуск своих членов, чтобы обсудить международное положение в связи с событиями в Германии, хотя на заседании Политбюро 21 августа тезисы Зиновьева «Грядущая германская революция и задачи РКП» Сталин критиковал: «Надо, чтобы Коминтерн отделывался общими фразами, конкретных директив он давать не должен <…> Большое значение имеет сейчас дипломатическая игра». Ранее Сталин отметил, что едва ли «при рабочей революции в Германии Польша останется нейтральной и даст нам возможность транзита через польский коридор и Литву», подчеркнув на заседании: «Нужно <…> сорвать одно из буржуазных лимитрофных государств и создать коридор к Германии». Чичерин тогда же спросил: «.ориентируемся ли мы на консолидации Чехословакии <…> или подготовляем там восстания, или делаем и то и другое (голоса: “конечно, и то, и другое”)»[747]. На одном из сентябрьских заседаний Политбюро (без указания даты) произошел симптоматичный обмен записками. Секретарь ЦКК РКП(б) С.И. Гусев предложил Зиновьеву «в случае германской революции и нашей войны с Польшей <…> наступление наше на Вост[очную] Галицию <…> и “случайный” прорыв наш в Чехословакию, где при сильной КП вполне возможна революция». Сталин заметил: Гусев рано ставит этот вопрос, важнее, «под каким легальным прикрытием мобилизнуть солдат, сохраняя <…> внешность обороны». С учетом критики Пленум ЦК РКП(б) утвердил 23 сентября тезисы доклада Зиновьева[748], отметив, что Польша и Чехословакия «могут сыграть крупную роль в деле подавления пролетарской революции в Германии»[749].

Чичерин уже 22 августа писал Юреневу: «Необходимость чешско-русского коридора через Галицию настолько ясна, что не может у чешских политиков не быть интереса к этому вопросу <…>. Дело не в том, чем Россия может помочь Чехии в случае революции в Германии, но в том, что Чехия страшно боится наступления России на Запад при таких условиях»[750]. Позднее Чичерин рекомендовал Юреневу оказывать на Чехословакию прямое давление: «Преступно с нашей стороны не использовать политически страха Чехо-Словакии перед германской революцией и перед нашими возможными действиям <…>. Наши связи с подпольной Европой могут <…> нам весьма <…> пригодиться. Надо <…> не отрицать эти связи, но и ничего не говорить о них <…> можно сказать, что <…> где бы ни были у нас связи, наша политика по отношению к каждому правительству соответствуют отношению этого правительства к нам (…). Угрожаемая со всех сторон Чехословакия <…> будет искать защиты Франции. Но величайший страх она испытывает и перед нами. Она не знает, как далеко может простираться наше могущество, будь то простое военное могущество или революционное воздействие. Отсюда <…> стремление <…> обезвредить нас <…> соглашением на случай событий в Германии»[751]. Й. Гирса сообщил в Прагу о своей беседе 20 сентября с Чичериным, который предложил дополнить Временный договор 1922 г. специальным соглашением в части, касающейся нейтралитета. Гирса отрицал необходимость дополнительного соглашения, Чичерин остался при своем мнении[752]. В октябре в Москве прошли по этому же вопросу переговоры Чичерина и советника чехословацкого МИД Я. Папоушека[753].

Но и позднее Чехословакия зондировала НКИД на предмет соглашения. После согласования вопроса с начальником ИНО ОГПУ М.А. Трилиссером Чичерин сообщал 14 ноября Юреневу: «…секретнейшее обращение чехословацкого правительства <…> есть продукт страха перед возможностью нашего появления в Центральной Европе <…> если <…> произойдет советско-польская война и <…> мы появимся у самой Чехо-Словакии в то время, как с другой стороны будет коммунистическая Германия, а Франция не может мобилизовать большую армию <…> Чехо-Словакия хочет <…> получить от нас обещание уважать ее территориальную неприкосновенность взамен ее обязательства не вмешиваться во внутренние дела Германии <…> в Париже предложили Масарику занять Саксонию, но он отказался»[754].