Политрук

«Вот оно, мое вмешательство! — разволновался я, облизывая сухие губы. — С подачи попаданцев группа армий «Центр» терпит поражение, и латает наши прорывы на Западном и Калининском фронтах… А как? А как всегда! Перебрасывает дивизии с Северо-Западного! Тут даже Сталинград отходит на второй план — если мы прорвем фронт и втопчем в землю 9-ю армию… Хрен нас тогда остановишь! И Гитлер со всей своей шоблой это прекрасно понимает. Не удивлюсь, если самые трезвомыслящие генералы уже списали фельдмаршала Паулюса — без подкреплений 6-я армия обречена, а на кону — Третий Рейх! Немцы уже грузят эшелоны, и те шуруют в распоряжение фон Клюге, или кто там сейчас рулит «Центром»… Им главное — удержать фронт! Любой ценой!»

Потирая небритую щеку, я бездумно пялился в амбразуру. Собственно говоря, ничего нового. Как раз этим немцы и занимались в сорок третьем, получив пинка под Сталинградом — потирая ушибленное место, готовились к реваншу на «Курской дуге». Всей разницы, что нынче они озаботились спасением Рейха раньше. Или это лишь мои домыслы? Да не-ет…

«А чего тут гадать? — криво усмехнулся я. — В ноябре или в декабре всё станет ясно… Может, еще раньше! Сначала Демянск накроем и блокаду Ленинграда снимем, а потом Левитан сообщит о разгроме немецко-фашистских захватчиков под Сталинградом!»

Сомнения во мне гуляли, но и надежды росли. Если бы молитвы помогали, я бы лоб разбил, а всё бы поклоны клал…

«Ничего! — мелькнуло в голове. — Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!»

* * *

…Мои радисты хихикали в боевом отделении, слушая эфир — немцы искали у себя в тылу отдельную бригаду русских диверсантов. Ну, не разубеждать же истинных арийцев…

Разведчики донесли, что фрицы табунами носятся вдоль железной дороги, и я повернул батальон на юг. Надо было исхитриться не просто уйти в прорыв, а связаться с нашими — и ударить с обеих сторон. У меня и пяти сотен бойцов не наберется, но мы-то во вражьем тылу! Двойной удар — это и урон противнику, и брешь в его обороне. А если грамотно воспользоваться моментом, да всей 139-й стрелковой ввалиться в открытые нами двери, в гости к 3-му батальону? То-то будет шуму!

Я прислушался. С северо-востока накатывали громы, копотно-черные дымы восходили к небу по косой. Звено «Мессершмиттов», развеивая клубы гари, провыло над дебрями.

Колонна продвигалась по заброшенной лесовозной дороге, и деревья, наступавшие на колею, выпрастывали сучья и скрещивали ветки, пряча своих.

— Товарищ командир! — просунулся сзади Якуш. — Там что-то вроде ремонтных мастерских! Танки чинят, и еще что-то… Может, горючим разживемся?

— Мо-ожет… — протянул я, соображая. — Та-ак… Ремонтников не трогать. Порошин!

Командир 8-й роты замаячил за спиной Якуша.

— Окружить рембазу, охрану обезоружить. Выставить дозоры.

— Есть!

А в моей голове закрутился Пашкин образ, с его страстью к железкам, и как он облизывался на трофейную технику. Ну, у меня руки тоже, откуда надо растут…

Подвижная ремонтная рота немецкого танкового полка устроилась под дырявым навесом колхозного тока. Тарахтел прицепной электрогенератор, по траве извивались медные кабели. У дощатого сарая приткнулись «летучка» и автокран «Бильштайн».

Я вылез из «Ганомага», и оглядел немцев, жавшихся к столбам навеса — человек двадцать зачуханных работяг, с руками по локоть в смазке и саже. Растерянные, поникшие, они смотрели на русских со страхом и тоскливой обреченностью. Лишь самый коренастый и плотный сжимал кулаки, бросая на нас злые, угрюмые взгляды.

Сохраняя на лице равнодушное выражение, я шагнул под навес. Тягач затащил в тень десяток, или чуть больше танков — «четверку», две «тройки» и целый ряд «двоек».

Мне почему-то вспомнилось, что в школе мы называли плохие оценки не «парами», а «цуйками». Уже повзрослев, я выдвинул гипотезу, что это словечко — среднее арифметическое между русской «двойкой», английским «ту» и немецким «цвай». Огласив сей плод научной деятельности на встрече одноклассников, я сорвал аплодисменты…

Ближняя пара «Т-II» не годилась — снаряды рванули в моторных отделениях. А вот третий по счету танк вполне подходил — башню ему снесло, но утроба не пострадала, машина на ходу.

Следующую «двойку», лишенную гусениц, вымазали в глине до подбашенного корпуса — видать, волокли на прицепе за тяжелым тягачом. Зачем-то пощупав «Майбах» в сто сорок «лошадок», притаившийся под крышкой люка, я отер ладонь ветошью и крикнул:

— Никитин!

Красноармеец явился, как джинн из сказки.