Полиция на похоронах

— Я сейчас доберусь и до него. Видите ли, он, строго говоря, на самом деле мне не дядя, потому что он — сын младшего брата миссис Фарадей. Он потерял все свои деньги в той же афере, что и дядя Вильям, и поселился в доме приблизительно в то же время, примерно двадцать лет тому назад.

— Двадцать лет тому назад? — с удивлением воскликнул Кемпион. — Неужели они с тех пор ничем не занимались?

Джойс ответила не сразу:

— Они никогда не были особенно склонны к какой-либо деятельности, — произнесла она наконец. — Во всяком случае, я так думаю. Мне кажется, мой двоюродный дедушка это понимал, потому что оставил большую часть своих средств жене, хотя у нее есть и собственное немалое состояние. Я должна объяснить вам еще одну вещь, прежде чем я перейду к самому главному. Когда я сказала, что тетя Фарадей правит домом, я имела это в виду в самом буквальном смысле слова. Стиль жизни в доме не менялся с тех пор, как она стала его хозяйкой в семидесятых годах прошлого века. Жизнь в доме напоминает заведенные часы. Все делается точно в определенное время. Утром в воскресенье все должны идти в церковь. Большинство из обитателей нашего дома ездит туда на автомобиле — «даймлере» тысяча девятьсот тринадцатого года, кроме того, летом мы по очереди выезжаем вместе с тетей Каролиной в коляске с откидным верхом, а зимой — в двухместном одноконном экипаже. Старый кучер Кристмас почти одних лет с тетей. Но, все, конечно, их знают и уступают дорогу, так что с ними ничего плохого не случается.

Простоватое лицо Кемпиона слегка оживилось.

— Да я же их видел! — воскликнул он. — Я как-то был в Кембридже с Маркусом, и видел там этот выезд. Боже мой, как давно это было!

— Если лошадь была серой, — сказала Джойс, — то это, возможно, был тот же самый Пекер. Разумеется, Пекер. Постойте-ка. На чем я остановилась? Так вот. Мы все живем в доме моего двоюродного дедушки Фарадея на Трампингтон-роуд, на некотором расстоянии от города. Это большой L-образный дом, стоящий в глубине улицы на углу Орфеус-Лейн. Дом окружен высокой стеной. Старая тетя подумывает о том, чтобы нарастить ее в высоту, потому что люди, проезжающие теперь мимо на автобусах, могут заглянуть за эту стену.

— Это усадьба «Сократес Клоуз», — произнес Кемпион.

Она кивнула.

— Откуда вы о ней знаете?

— Я видел ее на картинке, — просто ответил Кемпион. — А может быть, я видел этот дом в юности. Во всяком случае, я его хорошо помню. Ну вот, мы и добрались, наконец, до дяди Эндрю.

Девушка глубоко вздохнула.

— Это случилось в прошлое воскресенье, во время ужина, — сказала она. — Может быть, не совсем удобно с моей стороны так говорить, но я думаю, вы меня поймете. Тетя Каролина относится ко всем остальным членам семьи, как к детям, которые полностью от нее зависят. Они постоянно ссорятся между собой и нагнетают страсти, что вполне понятно, поскольку они всего лишь люди, и к тому же довольно старые люди. Все они такие, кроме дорогой тети Китти. Она просто милая, глупая и довольно беззащитная женщина. Но тетя Джулия ее ужасно тиранит. Она пытается также командовать обоими братьями, и те, похоже, ее за это ненавидят, но друг друга они тоже терпеть не могут и иногда дуются друг на друга целыми днями. Они и тогда были в ссоре из-за сущих пустяков почти неделю, и я думаю, что они разругались бы в пух и прах, не будь тети Каролины, которая не выносит ссор точно так же, как ранних утренних чаепитий и слушания граммофона по воскресеньям.

Так вот, когда мы ужинали — восемь перемен и, как вы понимаете, все торжественно и чинно, вдруг, когда атмосфера накалилась до предела и я уже была готова к тому, что дядя Вильям, выйдя из себя, ударит дядю Эндрю половником по голове, невзирая на присутствие тети Каролины; когда тетя Джулия была уже на грани истерики, а тетя Китти тихо капала слезами в свой салат, вдруг раздался страшный грохот прямо в середине комнаты, вы такого в жизни не слышали. Тетя Китти взвизгнула и вскочила со стула. Дядя Вильям забыл, как следует вести себя за столом и чертыхнулся, или произнес еще какое-то ругательство — я уже забыла теперь, какое именно. Тетя Джулия впала в истерику, дядя Эндрю выронил вилку. А тетя Каролина продолжала неподвижно сидеть в своем кресле с высокой спинкой, постукивая пальцами по столу. У нее очень костлявые руки, и звук был такой, будто на ее пальцы были надеты маленькие наперстки из слоновой кости. Она очень спокойно сказала: «Сядь на место, Китти». Потом повернулась к дяде Вильяму и произнесла: «Ты прожил в этом доме достаточно долго, чтобы знать, что я не допущу бранных слов за моим столом. Вам всем следовало бы знать, что раз в пятнадцать лет груз от этих часов падает». Дядя Вильям ответил: «Да, мама», — и больше никто не произнес ни слова до окончания ужина.

— После ужина вы открыли дверцу дедушкиных часов, — предположил Кемпион, — и обнаружили там упавший груз.

Она кивнула.