Политтехнология стальной эпохи. Маршал Берия и политрук Хрущев

Вот как описывает это бессмысленное и преступное форсирование участник тех событий, великий русский писатель-фронтовик Виктор Астафьев: «А на реку оборачиваться боязно. Светло как днем, хоть переправлялись в самую середку ночи. И наглушило нашего брата, как рыбы. Плывет солдатик-покойничек, отмаялся. Умели плавать, не умели, притворялись, храбрились — все одинаковы и все здесь, потому что так уж эта война была придумана, что и обстоятельный мужик не держался. А какая-то падла-политрук придумал плавсредство в виде плащпалатки, набитой сеном. Сам, курва, на таком сене не поплывет. Вот и несет покойничков»[538]. И форсирование Днепра, и бои за освобождение Киева и Украины были одними из самых напряжённых за всю войну. Достаточно сказать, что общая численность войск с обеих сторон была около четырёх миллионов, а фронт растянулся на 750 км. Жертвовать при этом приходилось живыми солдатами, среди которых, очевидно, были и в срочном порядке мобилизованные на местах жители, побывавшие в оккупации. Об этом писал, хоть и не делая на данном факте акцента, Виктор Петрович Астафьев, а Александр Петрович Довженко в дневнике в ноябре 1943 г. отметил: «Сегодня В. Шкловский рассказал мне, что в боях погибает огромное множество мобилизованных на Украине освобожденных граждан. Их зовут, кажется, чернорубашечниками. Они воюют в домашней одежде, безо всякой подготовки, как штрафные. На них смотрят, как на виновных. Один генерал смотрел на них в бою и плакал, — рассказывал мне Виктор, улыбаясь умной своей улыбкой»[539].

Главным организатором форсирования Днепра с ходу был старший по званию маршал Жуков. Думаю, что временами он уже просто физически уставал спорить со Сталиным, да и было это небезопасно. Сталин же, никогда не выезжая на место, считал своим долгом, совершенно не беспокоясь о жертвах, гнать и гнать войска в наступление. А глаза и уши, контролирующие выполнение его высочайшей воли, у него были везде. На самом деле просто объём сражений и фронтов был таким, что правитель не успевал мешать работать военным на большинстве направлений. А вот они действительно научились немалому за несколько лет «кровавой академии».

Ватутин «образца 1944 года» раз за разом показывал, что он уже не тот, кто безропотно участвовал в «Тайной вечере» 21 июня 1941 г. Генерал, перечащий вождю из-за ненужных жертв, становился опасным. С таким характером единственный незамаранный свидетель рождения Директивы № 1 делался вдвойне опасным. Ни Тимошенко, ни Жуков не смогут даже после смерти диктатора серьёзно обвинить Сталина перед историей в катастрофе начала войны, так как выльют при этом жуткую грязь и на самих себя, как на подписантов директивы.

А убирать генералов, а тем более ненадёжных свидетелей, Сталину было не привыкать. Вот только «в лоб», как до войны, было нельзя. Вождь чётко понимал, что разгорячённую войной «генеральскую братию» лучше пока не трогать. Следует «пойти другим путём», как говорил «непогрешимый» Ленин. Нужно, чтобы всё было «шито-крыто». Более того, для спокойствия фронтовиков в 1947 г. Сталин даже смертную казнь отменил. Только вот в 1950 г., когда всех, кого нужно, пересажал, раскидал по странам и округам, вдруг простой народ «взбунтовался» и потребовал вернуть казнь для шпионов и предателей[540]. Пришлось Сталину уступить народному чаянью, да и расстрелять тут же парочку маршалов — Сергея Худякова и Григория Кулика, а также с десяток генералов — Павла Понеделина, Николая Кирилова и др., дабы другим неповадно было. Но до этих показательных казней было ещё 6 лет.

В это время на Украине вовсю орудовали банды украинских националистов, рядом с Ватутиным находился услужливый, не раз лично вождём спасённый от НКВД и расстрела за киевский, харьковский котлы и другие провалы с рекордными жертвами, чемпион по репрессиям, член Политбюро Никита Хрущёв и его ставленник, член Военного совета фронта, «политрук» Константин Крайнюков. Сам Хрущёв настолько был замазан кровью жертв «Большого террора», что, конечно же, не задумываясь выполнял любой приказ или «товарищескую» просьбу главного коммуниста планеты товарища Сталина! Поэтому в Никите Сталин не сомневался.