Политтехнология стальной эпохи. Маршал Берия и политрук Хрущев

К 1944 г. Сталин уже прекрасно понимал, что каждая военная операция неповторима, и в ней такое множество нюансов, что из кремлёвского кабинета разглядеть их невозможно. Тем более что даже по оценкам немцев, «гроссмейстер» Ватутин был грамотнейшим командующим и, конечно, в поучениях не нуждался. Поэтому цель этой телеграммы могла быть только историко-политической. Она как исторический документ официально показывала, что Николай Ватутин стал воевать плохо. А значит, ни высочайшие награды, ни маршальское звание ему не положены. Хотя Конев за несколько меньшие, но тоже значительные победы получил и Звезду Героя Советского Союза, и звание маршала.

Неизвестно, конечно, сам Сталин сделал выводы о «вине» Ватутина в «значительных и ничем не оправданных потерях» и «утрате выгодного положения», или кто-то помог ему увидеть ситуацию именно таким образом. Главное, вождю могла не понравиться та твёрдость, которую обрёл Ватутин за годы войны. Как правило, все указания вождя выполнялись беспрекословно, невзирая на количество жертв и пленных, попавших в окружение, или оставленные по этой причине города и территории. Невообразимое количество жизней стоили приказы Сталина не сдавать Киев и Харьков в 1941 г., наступать по всем фронтам после его эйфории в результате труднейшей победы под Москвой в 1942 г., что привело к неисчислимым жертвам и тяжелейшим боям ослабленной армии в Сталинграде и на Курской дуге. Трудно учиться военному делу в 60 лет. Сверхкровопролитное форсирование Днепра в 1943 г. сходу, под давлением Сталина, показало это со всей наглядностью. Сочетание мастерства командующего и опытнейшего штабиста не позволяло Николаю Фёдоровичу «наступать на горло собственной песне», как того не раз требовал кремлёвский «стратег». Так, Ватутин был первым, кто нарушил «наимудрейший» приказ Сталина № 306 от 1942 г., предписывающий одноэшелонное построение соединений, что, конечно, не могло ускользнуть от внимания памятливого вождя. Произошло это, когда Ватутин, с присущим ему мастерством, внёс существенный вклад в победу под Сталинградом.

Во время Курской дуги, 6 июля 1943 г., противник прорвал первую линию нашей обороны. В тот же день Ватутин решает нанести контрудар танковыми резервами, в частности — 1‑й танковой армией Михаила Катукова, чтобы не дать двум немецким танковым группам соединиться. Но Сталин после разговора с Катуковым вмешался в действия командующего фронтом, запретив эту операцию. Позже проведённый анализ конкретной обстановки показал правоту Николая Ватутина. Даже за попытку контрудара на него обрушилось немало критики. Но самое суровое недовольство вождя он получил за сдачу Житомира, им же и отбитого почти одновременно с Киевом. Ватутин, взвесив силы, понимал, что оба города не удержать. Рисковать Киевом он не мог, так как его сдача имела бы пагубные последствия. В 1944 г. исход войны был уже ясен, и обойтись без выдающегося полководца, но весьма опасного свидетеля было несложно.

Хотя у народа мнение другое. Местные жители очень долго обвиняли Ватутина и Жукова в том, что они погнали под немецкие танки и снаряды безоружную местную молодёжь впереди наступающей армии. А главное — в том, что форсирование Днепра произошло исключительно благодаря этим ребятам, которых военачальники безжалостно бросали в Днепр и в «топку» войны. Конечно, дыма без огня не бывает. Вершители воли тирана в лице особых отделов были везде. Поэтому, чтобы самим не угодить под трибунал, высокие начальники, в том числе Жуков, вынуждены были участвовать в совершенно неподготовленном форсировании Днепра с ходу, когда не было ещё ни артиллерийской, ни авиационной подготовки[536]. Приходилось дублировать этот варварский приказ и командующему Воронежским фронтом. Приведём выдержку из приказа генерала Ватутина, отданного после долгих и небезопасных препирательств с Жуковым и даже со Сталиным: «Всем частям и соединениям по выходу к реке Днепр незамедлительно её форсировать в наиболее удобных местах и захватывать плацдармы на правом берегу реки Днепр, прочно закрепляя их за собой»[537].