Полюс вечного холода

А чего это он так развеселился? Ерничает, комика из себя строит, словечки вставляет пошловатые…

А вот чего. Держа под прицелом Толумана, Вадим перевел взгляд на велеречивого Мышкина. Делать так нельзя было ни в коем случае. Оставленный без присмотра Игнатий Анатольевич хапнул со столика скальпель и вонзил его Арбелю в межреберье. Одномоментно Артемий Афанасьевич сунул правую руку в карман, выхватил оттуда пистолет и, не метя, стрельнул по Вадиму. Все было проделано с такой синхронностью, будто они сумели сговориться и отрепетировать порядок действий.

Вадима спасла быстрота реакции. Он нырнул влево, и пуля пролетела мимо. В тот же миг «дерринджер» пыхнул маленьким дракончиком и выжег на лбу Толумана-Герца черную отметину. Экс-шаман всплеснул руками и опрокинулся на стеклянную этажерку, заставленную пузырьками и мензурками. Они с радостным перезвоном посыпались с полок – словно затренькали разом дюжины три валдайских бубенцов под дугой.

Он еще не успел коснуться пола, а Вадима уже охватила досада. Бестолочь! Валить надо было не Толумана, а Мышкина. Тот, вооруженный пистолетом, еще дважды нажал на спуск, и это означало неминуемую смерть для смельчака, посмевшего вторгнуться в святая святых.

Но что такое? Перед Вадимом метнулась тень и загородила его собой. Это Эджена подставилась под пули и приняла их обе – во всяком случае, ее тело в резиновой обертке дважды содрогнулось от прямых попаданий. Вадим поймал ее, падавшую навзничь, левой рукой, а правой бросил опустевший «дерринджер» в мясистую сопатку Мышкина. Артемий Афанасьевич увернулся, но его нога поехала по скользкому полу. Проткнутый скальпелем Арбель, покачавшись, свалился с операционного стола и подкатился под доктора-убийцу. Мышкин выронил пистолет, чудом устоял и, увидев напротив себя переполняемого ненавистью Вадима с расстрелянной Эдженой на руках, кинулся к двери. Он дернул ее и выкатился в коридор.

Вадим рванулся бежать за ним, но стон Эджены заставил его забыть обо всем. Из двух рваных дырок в резине гидрокостюма вытекали ветвящиеся струйки.

– Сейчас… – Вадим уложил тунгуску на освободившийся операционный стол. – Сейчас я тебе помогу…

На Арбеля он не смотрел – удар в левый бок должен был достичь сердца, а это означало, что если жизнь и не покинула московского чиновника, то это вот-вот случится.

Вадим пнул скрючившегося у разбитой этажерки Толумана – этот был бесповоротно мертв – и подобрал с пола ножницы, чтобы вспороть облачение Эджены. Но она простонала:

– Эчин… Не надо. Будэ-ми… я умирать…

– Не говори так! – взмолился он, злой и на себя, недотепу, и на весь несправедливо устроенный белый свет. – Ты будешь жить!

– Эчин… Я чувствовать: смерть близко…

Он запрещал себе соглашаться с ней, но расположение ран под ее грудью не оставляло никаких сомнений в их смертельности. И все же Вадим не хотел сдаваться – ножницами, со всей аккуратностью, он стал разрезать костюм.

– Уф!.. – задышал кто-то сипло и с надсадом. – Я не в морге?

Вадим вздрогнул, выпустил ножницы. К столу протянулась кисть с побелевшими пальцами, ухватилась за край. За нею показалась голова Арбеля с бликующими кружочками очков.

– Как она?..

– Плохо… – Вадим подавив изумление, вновь взялся за ножницы. – А вы?

– По сравнению с ней, намного лучше. – Арбель привстал и выдернул застрявший в боку скальпель, кончик которого был выпачкан в крови. – Могло быть хуже.

– У вас что, шкура бронированная?

– Шкура у меня обыкновенная. Но на мне корсет – забыли? Этот ножичек пробил его неглубоко. Даже боли нет…

– Везучий! – Вадим пластал чертову резину, а она, курва, не давалась, мялась под лезвиями ножниц, не желая расходиться.

Арбель был уже на своих двоих и слегка опирался на стол. Его еще штормило, но он старался казаться бодрым.

– Я все сделаю, – сказал он Вадиму и перехватил ножницы. – Идите за тем… за Мышкиным. Он нам нужен живой…

Воистину так! Каким бы сквернавцем ни был Артемий Афанасьевич, сейчас он необходим для сохранения жизни Эджены. Кроме того, он один способен расшифровать дневники Спасова, и только от него можно получить сведения о поставщиках награбленного и связях с закордоньем.

Вадим поднял валявшийся среди стеклянного крошева пистолет с тавром Льежской оружейной фабрики и просунулся через полуоткрытую дверь. Он пригнулся, ожидая выстрелов, но их не было. У Мышкина имелась прорва времени, чтобы покинуть подземелье. Уж всяко он не стал долго раскачиваться. Теперь ищи-свищи…

Но нет – открылась одна из боковых дверей, и оттуда выбежал, меленько переступая, Артемий Афанасьевич. Он нес короб, очень схожий с теми, в которых Эджена доставляла наверх дары для бедствовавшей экспедиции.

– Стой, стрелять буду! – по-уставному предупредил Вадим и, поскольку оповещение не подействовало, выстрелил.