Полка. О главных книгах русской литературы

Ко времени написания «Свадьбы Кречинского» комедийный жанр не требовал непременного торжества добродетели в финале — уже написаны «Горе от ума» и «Ревизор». Однако порок и Грибоедов, и Гоголь всё же соразмерно покарали. В «Свадьбе» же мошенник Кречинский выходит сухим из воды: его афера «сорвалась», но благодаря благородному поступку Лидочки он не просто не арестован, но и немного поправляет дела. Одновременно добродетельные герои, с одной стороны, наказаны — они бегут в деревню от сраму, с другой — именно такой образ действий автор полагает наиболее счастливым и разумным.

Такая морально невнятная развязка не удовлетворила литературного критика Ивана Панаева, который после петербургской премьеры «Свадьбы» выдвинул в «Современнике» неожиданное соображение: по его мнению, пьеса была бы оригинальнее, реалистичнее и нравоучительнее, если бы в конце Кречинский преуспел — женился на Лидии и сорвал бы куш: «Конечно, при таком окончании порок… торжествовал бы, а добродетель была наказана; но разве мы не видим этого часто в жизни? ‹…› Зритель вынес бы из театра негодование не только против торжествующих Кречинских, но и отчасти против самого себя за то, что двери его неразборчиво настежь открыты перед всяким богатством, как бы оно подозрительно ни было». Тогда как теперь, считал критик, совесть зрителя успокоена условным наказанием порока[919].

Менять финал Сухово-Кобылин не стал — это может показаться само собой разумеющимся, однако в других случаях драматург бывал исключительно восприимчив к критике. Как сообщает[920] Александр Рембелинский, лично его знавший, Сухово-Кобылин, мечтая поставить «Свадьбу» в Париже, перевёл пьесу на французский язык и отвез её на суд Александру Дюма-сыну (можно сказать, по-семейному: французский писатель был к тому времени женат на Надежде Нарышкиной, былой возлюбленной Кобылина, и воспитывал его дочь).

Дюма-сын пьесу одобрил, однако тоже посоветовал изменить финал. Французская публика, утверждал он, очень консервативна и привыкла, чтобы в конце пьесы добродетель и порок получали своё. Сухово-Кобылин совету последовал и придумал новую развязку, в которой Кречинский при появлении полиции стрелялся, не вынеся позора разоблачения.

Пьеса с таким финалом даже шла на любительских сценах, однако успеха не имела. Причину предположить нетрудно: самоубийство, приписанное автором Кречинскому по внелитературным соображениям, совершенно не вяжется с жизнелюбивым и прагматическим характером персонажа. Одновременно оно лишает Лидочку единственной яркой краски — неожиданного проявления характера и жертвенности, которая разовьётся и станет её определяющим свойством в «Деле», и обессмысливает весь портрет Нелькина, который интереснее, чем может показаться. Этот добродетельный герой-резонёр стремится защитить героиню и разоблачить негодяя, как и предписывает ему амплуа, — но в язвительном прочтении Сухово-Кобылина именно Нелькин своими неловкими действиями, по существу, навлекает горе на Муромцевых: его решение привлечь полицию окажется для них роковым.

Почему Сухово-Кобылин был аутсайдером для литературного цеха?

Как отметил Николай Минин, «об Сухово-Кобылине русской критической литературою была принята система умалчивания»[921]. По мнению биографа, подобная система, действительно загадочная, может быть понятна, во-первых, в свете обиды критиков на оскорбительные высказывания драматурга в их адрес, во-вторых, «ввиду не симпатичного им <его> направления недостаточно либерального, тогда модного» (эпитет «либеральный» здесь следует читать как «революционный»). Исторически, однако, ссору с критиками естественнее счесть скорее следствием идеологических и сословных расхождений с ними.

Сухово-Кобылин был, можно сказать, человеком двух миров. В первом — литературном — он вращался с детства: его мать держала известный в Москве литературный салон, где бывали, например, Гончаров, Герцен, Огарёв, профессор Московского университета Николай Надеждин. Последний был учителем Александра и его трёх сестер — старшая, Елизавета, позднее прославилась как писательница под псевдонимом Евгения Тур, средняя, Софья, художница, стала первой женщиной, окончившей Академию художеств с золотой медалью, а младшая, Евдокия, или Душа, в замужестве Петрово-Соловово, была тайной и несбыточной любовью Николая Огарёва, посвятившего ей цикл стихов, — есть мнение, что именно на этой истории Иван Тургенев основал[922] фабулу «Дворянского гнезда».