Полковник трех разведок

А за день до отлета полковника Винн и Кемпбелл привезли его к старинному особняку, расположенному неподалеку от ворот Святого Стефана. Это строение и слыло родовым гнездом древнего рода Маккеноненов. Дворецкий, словно бы сошедший с экрана исторического фильма, провел господ офицеров в комнату для официальных приемов, в которой всё, вплоть до потускневших канделябров, сохранилось, очевидно, еще с XVII столетия. Кажется, из этого же столетия пробился в новейшие времена и фантом нынешнего владельца — рослого, поджарого, почти не подвершенного старческой сутулости, восьмидесятилетнего джентльмена.

— Господа, — напыщенно произнес лорд, лишь мельком взглянув на русского, которого безошибочно определил по похмельному облику его, — позвольте уведомить вас. Вчера, на церемонии в Вестминстерском дворце, я, как вы и просили, господин Кемпбелл, среди прочего имел честь сообщить о пребывании в Лондоне представителя Кабинета министров и деловых кругов России господина, м-да, м-да… — он запнулся, поднес к старомодному пенсне лист бумаги, украшенный красным родовым гербом, — господина Пеньковского, — прочел по слогам. — Он победно осмотрел присутствующих и в том же напыщенном тоне добавил: — В ответ на это сообщение Её Величество королева Елизавета Вторая соизволила благосклонно, в знак того, что сообщение услышано, кивнуть[32].

— Придворный хронист, несомненно, зафиксировал это событие в утренней записи, — поспешил уточнить Кемпбелл.

— Что само собой разумеется, — горделиво взглянул на него владелец особняка.

— Мы признательны вам, лорд Маккенонен, за честь, оказанную нашему высокому гостю, господину Пеньковскому.

— Не смею вас больше задерживать, господа. — Так и не удосужившись еще раз, пусть даже мельком, взглянуть на русского, лорд, не ожидая реакции гостей, повернулся к ним спиной и, в сопровождении дворецкого, с величественным видом, — хотя и предательски семенящей, старческой походкой, — скрылся за массивной вишневой портьерой. Тоже, наверное, служившей роду Маккеноненов со времен посвящения в рыцари далекого предка нынешнего хозяина дома.

— Вот видите, — самодовольно подытожил этот визит Кемпбелл, уже оказавшись за воротами поместья, — как все прекрасно складывается для вас, господин «полковник трех разведок», в хранимом Господом королевстве Великой Британии. О таком признании можно только мечтать.

Москва. Управление контрразведки Второго главного управления КГБ.

Осень 1961 года

Странная вещь, подумалось майору Коровину, как только он положил трубку, вызов к начальнику управления вроде бы всегда оказывается невовремя, но всегда… кстати. Потому что вот уже несколько дней подряд он обдумывал, каким бы образом самому напроситься на этот вызов, но так и таким образом, чтобы самому… «не напрашиваться»!

Как-то, после очередной полученной от начальства взбучки, майор, уходя на работу, в сердцах, посетовал: «Какой же прекрасной оказалась бы эта служба, если бы не бесконечные вызовы к начальству!» На что жена, этот Соломон в женском воплощении, тут же отреагировала: «А я давно тебе говорю: становись таким начальником, чтобы не тебя, а ты сам вызывал! И хватит уже ходить в этих своих майорах! Не старший офицер, а стыдоба об одной звездочке на замусоленном погоне!»

И возразить было нечего. При всей убийственности своей логики супруга всегда оставалась вместилищем извечной, непреходящей женской мудрости бытия!

Однако этого вызова майор и в самом деле ждал. Нужно было наконец решать, что делать с тем материалом, который оказался у него в руках на сей раз.

— Как-то странно ведем себя, Коровин, — нанес первый, превентивный удар полковник Гвидин, едва майор переступил порог. — Почему не вижу у себя на столе доклада по итогам «наружки»?

— Да ничего такого, особого, не отслежено…

— Хочешь сказать, Коровин, что вся иностранная агентура журавлиным клином улетела «на юга»? — въедливо осклабился полковник. — Вместе с диссидентами, Коровин. По случаю осени, так сказать.

Привычка полковника в каждое предложение вставлять его фамилию поначалу жутко раздражала майора. Но со временем он смирился с ней, как всегда и неминуемо смирялся со всякой прочей прихотью своего начальства. Причем прессование фамилией было еще не самым изнурительным. Предыдущий начальник в течение дня десятки раз то вызывал Коровина к себе, то входил в его кабинет и зависал над душой. И при этом прессовал таким отборным, похабным матом, что самые заядлые «матерщинники» из-под ларька только рты открывали бы от изумления.

— По четырем объектам наружное наблюдение в самом деле ничего компрометирующего не нарыло, — положил майор перед начальником управления заветную красную папку, которую всегда держал под рукой, чтобы отбиваться от всяк проверяющего. — Зато неожиданно активизировался объект «Жрица».

— Это еще кто, Коровин? — поморщился полковник. — Ты меня, Коровин, «псевдонимиями» своими не запутывай, ты, Коровин, по ФИО излагай.

— Речь идет об Анне-Дженет Чизхолм.

— Супруге всё того же британского дипломата?