Полковник трех разведок

— Эту кандидатуру мы уже как-то отрабатывали. Но, во-первых, есть все основания подозревать, что он, увы, «не наш человек», а во-вторых, в Министерстве иностранных дел решительно настроены против этого нашего, как его там?.. — потянулся к папочке подполковник, пытаясь заглянуть в нее.

— Словом, против очередного «Мухаммеда», — великодушно простил его служебную забывчивость генерал. — И даже советовали, в министерстве имею в виду, подвести Сукарно к мысли о полной дискредитации своего зама-завистника, предварительно настроив против него все ближайшее окружение.

После этого «любезного обмена мнениями» установилась еще более длительная и тягостная пауза, которую, однако, Ванин использовал для знакомства с «агентурной» папочкой подполковника.

— Тем не менее, — задумчиво возвращался из спасительного молчания генерал, — в Джакарте тоже существуют военные чины, которые спят и видят себя диктаторами «страны четырнадцати тысяч островов». Кстати, почему бы не сделать ставку на руководителя индонезийских спецслужб и, «по совместительству», министра иностранных дел Субандрио?

— Если кратко, — мгновенно оживился подполковник, демонстрируя, что в данном случае он полностью «в материале», — то в индонезийском «КГБ» он тоже числится «по совместительству». И там, и там Субандрио удерживается на плаву только благодаря безоглядной поддержки президента.

— Почему так?

— Настроил против себя всё окружение президента?

— Дело в том, что Субандрио — такой себе «подпольный коммунист», с явным поползновением в сторону маоизма да к тому же яростный приверженец «непобедимого союза с великим братским Китаем», в противовес братанию с Советским Союзом… У такого политика в Индонезии будущего нет.

— Точнее, не должно быть, — обронил Ванин. — Наши люди в Индонезии должны сделать всё возможное, чтобы окончательно дискредитировать его. Даже вопреки поддержке Сукарно. Впрочем, к этому вопросу мы еще вернемся. А пока что вновь обратимся армейскому генералитету, вечному источнику всех заговоров и путчей. Причем не только азиатских.

Встретившись взглядами, чекисты дали понять друг другу, что не в последнюю очередь имеют в виду отечественный, доморощенный генералитет. Однако подполковник тут же богобоязненно уточнил:

— Но Индонезии это касается в первую очередь. Заметное влияние на Сукарно имеет главком военно-воздушных сил Умар Дани. Достаточно сказать, что его нередко можно видеть в Богоре, то есть в загородной резиденции президента, доступ к которой открыт только наиболее близким и доверенным людям вождя.

— Тогда в чем дело? Приступайте к разработке.

— Всё не так просто, — замялся подполковник.

— То есть и в данном случае существуют какие-то «но»?

— Во-первых, он недостаточно решителен, а во-вторых, его влияние распространяется всего лишь на офицерский корпус авиаторов. Только вот в чем загвоздка: с помощью авиации можно многое разрушить, однако трудно что-либо захватить, удержать, а тем более — создать.

— Красиво мыслишь, подполковник, но… — саркастически ухмыльнулся Ванин, красноречиво разводя руками. — Отвергнуть можно кого угодно. А ты предложи того, кого отвергать не собираешься. Собственно, с такой фигуры и следовало начинать свой доклад.

— Да разве во мне дело? Решаю-то в любом случае не я.

— А ты, подполковник, решай то, что способен решить. Только в самом деле решай, а не жонглируй своими сомнительными, как правило, непроверенными какими-то сведениями, эдакими «фактиками-фантиками».

Москва. Ресторан «Черногория».

Апрель 1961 года

Как только Бош открыл дверь, а затем и распахнул войлочную портьеру «делового бункера», американец сразу же увидел по ту сторону небольшого овального стола крепко сложенного сорокалетнего мужчину в кителе лесничего. Конечно же чуть больше седины, чуть глубже и контрастнее выглядит морщины, да и взгляд «цыганских» глаз вроде бы не такой оценивающе цепкий и ожесточенный, каким казался Чарльзу в теперь уже далеком сорок пятом… Однако Дэвисон всё же без особого труда признал: «Он! Гладиатор!» Разве что слегка раздобревший, возмужавший, еще внушительнее раздавшийся в плечах…

— Так что, пора оголять мечи, гладиаторы? — произнес капитан по-русски, вместо приветствия и пароля.

— Арена по-прежнему требует крови, а публика — жертвоприношений, — с едва уловимой усмешкой ответил Штоков, не подавая руки и даже не приподнимаясь из-за стола. — Неожиданная встреча, не правда ли?

— Скорее давно ожидаемая. Во всяком случае, с моей стороны. Рано или поздно она должна была произойти, хотя мне почти ничего не было известно о вашей деятельности последних лет, мало того, я даже не уверен был, живы ли вы.

— Но я всё еще на арене, как видите — старый, одинокий гладиатор, изрубленный в схватках, однако по-прежнему крепко держащий в руке оружие.

— Хотя публика давно разошлась, арена опустела и вроде бы никто не требует от вас жертвоприношений, — вслух размышлял американец.

— А я никогда и не нуждался в публике. За все, что делаю и к чему стремлюсь, я в ответе только перед самим собой.