— Однако Христианская миссия, — как и Красный Крест, да и сама, освященная всеми религиями мира, Швейцария, — слава богу участия в войнах не принимает. Ни в убийственных «кроваво-огненных», ни в лицемерно «холодных». Поэтому, где «всяк ищущий покоя» может обрести его, как не под сенью Красного Креста? А куда всяк добравшемуся до вожделенного советского рая податься, как не в «Обитель Спасителя», под крыло «старого сербо-итальянца Ангела Боша из Триеста?». Так что вы правильно поступили, Дэвисон, решив явиться сюда. Да к тому же отложив ради этого визита все прочие дела.
В течение нескольких последующих минут они предавались столь ярким и впечатляющим воспоминаниям, что появись в этом кабинете кто-либо третий — наверняка решил бы, что встретились ветераны войны, однополчане и давние фронтовые товарищи. Но сами они понимали, что весь этот экскурс в недалекое прошлое — всего лишь прелюдия к тому главному вопросу, который капитан просто обязан был задать «агенту всех мировых разведок» Ангелу Бошу. И помощник атташе задал его:
— Когда вы говорили о встрече, которая станет для меня впечатляющим сюрпризом — это была всего лишь приманка? Способ заманить меня в вашу агентурную обитель?
— Если хотите, да, и приманка тоже. Я был бы неправ, если бы, пребывая в Москве, не попытался встретиться с вами. Но и без сюрприза тоже не оставлю. Вам знаком такой агентурный псевдоним — «Гладиатор»?
Капитан с удивлением взглянул на Боша.
— В годы войны я действительно знал одного агента, который значился в нашей картотеке под точно таким же псевдонимом, но…
— Может, и настоящее имя его припомните?
— Вряд ли, — задумчиво ответил Дэвисон. — Помню только, что это был русский, из военнопленных, который и себя, и своих коллег агентов любил называть «гладиаторами». Во время каждой тренировочной схватки с соперником он сквозь зубы цедил…
Однако, перебив его, Бош продолжил:
— «Так что, пора оголить мечи, гладиаторы?» И что-то там еще, уж не помню дословно, вроде бы о крови и жертвоприношениях. Причем любил повторять это не только во время тренировок. Он саму жизнь свою воспринимает, как бесконечную череду гладиаторских схваток.
— Тогда мы говорим об одном и том же человеке.
— И по германской, как и по вашей, картотеке он проходил, как сержант Штоков. Дмитрий Штоков, совершивший несколько побегов из колонии для несовершеннолетних; пленник германских лагерей. Мужественный солдат и талантливый, от Бога, диверсант.
— Он здесь?
— Не совсем. Неподалеку. Блюдя приличие, я стараюсь не превращать эту божественную обитель в шпионскую явку.
— В Швейцарии вы были менее щепетильны, господин Бош.
— Поскольку само время было тогда «менее щепетильным». К тому же в Альпах я представал владельцем «Горного приюта», и все вы пребывали в частном владении, право которого в Швейцарии чтят, как ни в какой другой стране. А здесь я представляю одну из благороднейших организаций не только «Альпийской Конфедерации», как порой журналисты именуют Швейцарию, но и всего мира.
— Кажется, мы отвлеклись.
— Наоборот, определили морально-этические приоритеты. А сейчас мы спустимся в нижнюю часть особняка и, пройдясь по небольшому тоннелю, окажемся в ресторане «Черногория», во главе которого стоит чета черногорских эмигрантов-коммунистов, а точнее, тайных черногорских националистов из бывших югославских партизан Тито. Впрочем, — до шепота приглушил голос Кровавый Серб, — давно завербованных британской разведкой.
— Чертовы англичане, они везде опережают нас, — проворчал помощник военно-воздушного атташе США.
— Я того же «сочувственного» мнения о вашем соперничестве с англичанами. Но вернемся к преимуществам ресторана «Черногория», где нас ждут великолепная балканская кухня и молчаливый обслуживающий персонал. Но главное достоинство этого ресторана в том, — объяснял Бош, уже увлекая Дэвисона за собой, на деревянную винтовую лестницу, — что он имеет три выхода — центральный, черный и наш, подземный; и что в нем оборудованы две кабинки «для деловых встреч». Кабинка, в которой будет проходить наша встреча, находится как бы вне ресторанного зала, в своеобразном бетонном бункере; к тому же она проверена. Никаких посторонних «ушей» в ней не предвидится, черногорцы строго следят за этим.
— Похвальная бдительность.
— А что вы хотите, многолетний опыт подполья.
Москва. Управление внешней разведки КГБ.
Апрель 1961 года
Как всегда в подобных случаях, телефонный звонок из Москвы почти мгновенно превратил Постольникова из подпольно бунтующего где-то там, «за бугром», полковника-диссидента в преданного уставного служаку.
— И как там у нас погода, «курортники»? — всех своих подчиненных, которым выпало служить южнее южных границ Союза, генерал Ванин искренне считал «курортниками». После длительной службы в северных широтах, отмеченных в его медицинской книжке двумя «полевыми» замерзаниями, обморожением и полиартритом, генерал патологически ненавидел московские зимы, а всякий мороз «сверх пяти градусов ниже ноля» воспринимал в виде стихийного бедствия.