Полковник трех разведок

Дэвисон еще помнил, что Бош никогда и ни с кем не здоровался за руку. Во всяком случае, никогда и никому не протягивал руки первым. Поэтому лишь слегка склонил голову в знак приветствия, и Кровавый Серб ответил ему тем же.

— Наоборот, с уверенностью могу сказать, что оно стало полной неожиданностью. Не думал, что решитесь прибыть в эту коммунистическую страну в то время, когда в двух других коммунистических странах контрразведка готова поставить вас к стенке.

— В четырех. Какие-то две недостающие из трех остальных, кроме Югославии, обозлившихся на меня — Венгрию, Грецию и Румынию, — вы упустили.

— Признайтесь, что о четырех государствах вы заговорили из зависти к славе Отто Скорцени. Этого проходимца от диверсих, который, похоже, сумел договориться со всей Европой.

— И не только с Европой. Однако я слишком уважаю этого профессионала диверсионного дела, чтобы решиться на зависть к нему. Кстати, не далее чем осенью прошлого года, на вопрос журналиста: «Жив ли Гитлер?», Скорцени, этот «человек со шрамами», во всеуслышание заявил: «Будь Гитлер жив, я был бы рядом с ним». Однако не будем отвлекаться, и переходить на исторические личности. Что касается меня, то с юридической точки зрения перед Швейцарией у меня грехов не имеется. С итальянскими властями я сумел договориться, с греческими — тоже.

— Тогда о чем вы намерены договариваться со мной, здесь и сейчас? О том, как бы договориться еще и с американскими властями?

— Помилуйте, капитан! С американскими «компетентными органами», как принято называть службу безопасности в России, никаких разногласий у меня и не возникало. Ни до, ни после штурма Берлина. И вообще во встрече с вами заинтересован другой, но тоже хорошо знакомый вам человек.

Дэвисон опустился на «традиционно свой» стул и вопросительно уставился на все еще продолжавшего стоять Ангела Боша.

— Так, может быть, вы еще и назовете его имя?

— Он назовет его сам. Если только в этом возникнет необходимость. Таково решение этого человека. Вот только состояться эта встреча может лишь завтра. В это же, — мельком взглянул Ангел на часы, — время. Там мы обо всем и поговорим.

— Прошу прощения, господин Бош, однако условия нашей завтрашней встречи мы могли оговорить по телефону, — вынужден был подняться из-за стола капитан.

— Не всё так безнадежно, Дэвисон, — широко улыбнулся Кровавый Серб. — Видите вон тех двух женщин, что в углу, за спаренными колоннами?

— Я обратил на них внимание сразу же, как только вошел. Хотите сказать, что обеих «дарите» мне? На весь вечер?

— Одна из них, та, что выдает себя за яркую блондинку, — моя давнишняя знакомая, из состава нашей делегации. Можете распоряжаться ею, на свое усмотрение. Весь вопрос во второй женщине, брюнетке, — причем, как мне показалось, вполне натуральной, а это мой любимый, я бы даже сказал, балканский тип женщин. Которая сама желает познакомиться со мной поближе.

— Да возле каждого здешнего ресторана найдется добрый десяток подобных жриц любви, так что…

— Вы не поняли меня, капитан, — прервал его владелец «Горного приюта». — Если бы речь шла о «красотке на одну бурную ночь», я не стал бы отвлекать вас от важных дипломатических забот. Баш на баш: завтра я предоставляю вам возможность встретиться с человеком, чья судьба вас, как убежденного мемуариста, просто не может заинтересовать, а вам предстоит высказать свое мнение об этой брюнетке. С которой, вполне возможно, если не лично вы, то американская разведка в целом, уже пересекались.

— Этот ваш приятель, с которым вы хотите свести меня, — из русских?

— Но не советских. Впрочем, в этом мире условностей всё условно.

— Кажется, я догадываюсь, о ком может идти речь. Но даже боюсь верить этой догадке.

— Значит, я своей цели достиг: вы заинтригованы. Но, как говорят в таких случаях русские, «долг платежом красен». Как только я удалюсь, эти дамы пересядут к вам. Затем блондинка оставит вас вдвоем с моей избранницей. Всё, что вы закажете, будет мною оплачено.

— Этот жест считаю излишним.

— Георгий, — указал он на спешно приближающегося официанта, — любезно открыл для меня некое подобие «кредитной линии». И запомните, — проговорил серб, когда официант уже начал менять сервировку стола, — мне очень нравится эта брюнетка. На эту женщину у меня такие виды, о которых ей пока что лучше не знать.

— Умеете же вы интриговать, господин Бош.

— Некоторые люди признавались мне в этом, даже стоя под стволами расстрельной команды.

* * *

Едва официант сменил сервировку, как женщины сразу же предстали перед Дэвисоном.

— Меня зовут Златой, — узнал он баритонный голос из телефонной трубки. — Я сербо-германка, точнее, австрийка; ярко выраженный плод межнационального смешения кровей.

— Даже слишком ярко выраженный, — признал американец, не поскупившись на комплимент. Лицо и фигура этого «явно неудавшегося плода смешения» выглядели такими же грубоватыми, как и баритонный голос.

— А это — моя подруга. Позвольте представить…

— Здравствуйте, госпожа Курагина, — не хватило у Дэвисона духа выслушать её. — Вот уж кого не ожидал встретить здесь.

— О, да вы знакомы?!