Полковник трех разведок

Москва. Управление внешней разведки КГБ.

Апрель 1961 года

Выслушав требование генерала немедленно назвать такую личность из числа индонезийских оппозиционеров, которая бы не подлежала их всеобщему «отвержению», Маругин замялся. И было от чего. Напористость Ванина как-то сразу же выбила его из седла. Маругину ведь хотелось не просто назвать ту или иную кандидатуру, нет, он стремился «умозаключительно» подвести к ней, к её «убедительному восприятию».

Только вот в чем беда: Ванину давно была известна эта «низменная слабость» подполковника: к любому «фактику-фантику» подводить начальство постепенно, тактично, то есть «умозаключительно». Причем к приему этому Маругин прибегал даже в том случае, когда командование воспринимало его очередное «умозаключительное рассусоливание», как словесную браваду, а значит, как пустую трату времени.

— …Потому и говорю, — заторможенно возвращался подполковник в русло собственных размышлений, — что в запасе у нас еще два индонезийских генерала.

Ванин одной рукой уперся в бедро, другой артистично облокотился на колено, хищно улыбнулся, и в такой канонической театральной «позе восточного сатрапа», тихим, однако же ничего хорошего не предвещающим голосом спросил:

— Тогда какого черта, подполковник? Что ты передо мной водевили разыгрываешь? Кто они, эти «ходоки в диктаторы»? Только в этот раз — вдумчиво, аргументированно, а главное — ответственно, называешь каждого из них. Досье на этих политических извращенцев уже имеется?

— Пока еще на стадии формирования. Однако самые важные моменты из их биографий, а также из истории отношений с президентом Сукарно, я все же успел выяснить.

— Тогда чего ждешь? — указал он подбородком на «папку для докладов» подполковника. — Письменные доклады по каждой из кандидатур — на стол.

— Письменных пока еще нет, однако я готов устно доложить обо всем, что уже сумел нарыть…

— Знаешь, Маругин, я давно искал повод, чтобы разжаловать тебя до ефрейтора. Но, перед полной отставкой, пропустить через дисциплинарный батальон, — мстительно осклабился генерал, артистическая натура которого просто-таки понуждала его к подобным сценкам. Уж если кто-то в его управлении и решался «разыгрывать водевили», так это он сам. Причем порой — перед самим собой или как в театре одного зрителя. И получалось у него, следовало признать, не бесталанно. — Так вот, чует мое чувственное сердце, что подходящий случай пройтись по тебе уставным катком наконец-то представился. Как считаешь, подполковник?

— Считаю, что готов доложить о генерале, который хоть сейчас готов выступить против первого лица страны.

Брови генерала Ванина медленно, удивленно поползли вверх, словно бы освобождая пространство для столь же медленной умиленной улыбки.

— Красиво мыслишь, подполковник! Но ты конечно же имел в виду индонезийского генерала, который хоть сейчас готов выступить против их тамошнего первого лица страны?

— Естественно, тамошнего.

— В этом месте режиссер потребовал бы от меня облегченно вздохнуть. Однако хватит выкаблучиваться. Согласен, и ко мне это тоже относится. Для начала, назови обоих претендентов. По именам, с перечислением всех титулов и должностей; всех их слабостей и достоинств.

— Это — главком сухопутных сил генерал-майор Ахмад Яни[15] и командующий стратегическим резервом армии генерал-майор Сухарто[16].

Ванин откинулся на спинку кресла настолько резко, словно эти два генерала вдруг материализовались прямо перед ним. И Маругину пришлось признать: всё-таки процесс «выкаблучивания» у шефа опять затягивается.

— Ну и?.. Кому из этих двоих заговорщиков будем отдавать предпочтение?

— Никак нет, товарищ генерал, они еще не заговорщики. Записать их в заговорщики нам еще только предстоит.

— И запишем, коль будет приказано. Впервой, что ли? Кто мы с тобой, подполковник, если не основатели всемирного бюро бунтов, мятежей и заговоров? Но ты не отвлекайся.

— Если конкретно по кандидатурам… Несмотря на то, что вся реальная военная сила находится под командованием Ахмада Яни, я бы все же предпочел иметь дело с генералом Сухарто.

— Красиво мыслишь. Аргументируй.

— Начать хотя бы с того, что политически Сухарто более активен и авантюристичен. К тому же в отличие от некоторых других генералов не настроен идеализировать вождя индонезийской революции, скорее наоборот…

— …Предпочитает создавать культ личности из собственной персоны. Это понятно. И даже фамилия похожа на фамилию все еще здравствующего президента, — неожиданно поддержал его генерал. — Сукарно, Сухарто… Поди разбери, кто есть кто. И какая, собственно, человеку из народных масс разница?