В этой подготовке театра военных действий при учете тогдашнего уровня технического развития Наполеон в кратчайшее время добился мастерского результата. Мы привыкли видеть в нем разрушителя старых европейских монархий, завоевателя мира и сторонника наступления без оглядки. Однако при этом не следует упускать из виду, что он в целом образцово действовал и при организации обороны. Он не игнорировал возможность ведения оборонительной войны не только тогда, когда против него объединилась вся Европа, а его силы уже стали сдавать, но и на вершине своих успехов. Он всегда ценил те плюсы, которые предоставляет хорошо развитая система крепостей. Это особенно проявляется в указаниях, переданных им для организации обороны северной Италии. Там речь шла о закреплении завоеванных территорий. Если с одной стороны можно было предположить, что Австрия должна будет двинуть все свои силы на отвоевание своих итальянских владений, то с другой стороны Италия для императора со времен Люневильского мира 1801 года была лишь второстепенным театром военных действий. Поэтому в данном случае дело было в целесообразном обустройстве имеющихся крепостей и соответствующей их достройке для обороны как можно меньшими силами долины По, отделенной Альпами как от Германского театра военных действий, так и от Франции. Алессандрия должна была стать центральной крепостью для контроля за Пьемонтом, четырехугольник крепостей Леньяно – Верона – Мантуя – Пескьера послужить обороне Ломбардии на укрепленном участке Адидже. При этом Наполеон был далек от того, чтобы переоценивать крепости. Так в 1809 г. он писал: «От укрепленной линии можно получить лишь то преимущество, что положение противника стало бы столь сложным, чтобы он неверно действовал: его более слабые силы будут разбиты, или, если будет более талантливый командующий, можно вынудить его методически преодолевать препятствия, создаваемые ему специально. Тем самым будет выиграно время». Старое, господствующее еще со Средних веков представление, что укрепления должны в первую очередь располагаться в населенных пунктах, для него не действовало. Во всех вопросах, касающихся фортификации, император имел в целом вполне современные представления, если не считать имевшиеся в его время вооружения и прочие, отличающиеся от современных, условия. Крепости для него всегда были лишь средством к цели. Он писал: «Как и пушки, крепости – лишь оружие, которое не может само по себе добиться цели, его следует должным образом использовать и обращаться с ним»[339]
. Для него в отношении сооружения крепостей действуют те же принципы, что и по комплектованию войск. Полевая и крепостная война для него сохраняют тесную связь. Поэтому он не считал крепости лишь средством пассивной обороны, он хотел использовать их куда активнее.В 1814 г. он все же видел определенную выгоду от возведенных во Франции Вобаном крепостей, ведь противник был ослаблен их осадой, хотя ему и пришлось выделить войска для их гарнизонов, пусть и не лучшего качества. Он не запирался в тройном кольце фортов, окружавшем тогда Францию, а вел оборону страны активно. При этом он перенес испытанное в тактической области на сферу оперативного искусства. Так что уже в 1813 г. это не было актом отчаяния, которое привело его на поле битвы под Лейпцигом. Его взгляд профессионала разглядел, что стекающиеся к Лейпцигу реки, Эльстер, Плейссе и Парте, при тогдашнем их состоянии должны будут разделить силы атакующих, что там он получит поле боя, которое словно создано для активной обороны, а с другой стороны, за счет пересекающих долины рек на отдельных участках пологих возвышенностей и многочисленных крупных поселений с прочными строениями, предоставляется возможность ведения упорного тактического сопротивления. Когда Наполеон в 1814 г. после неудачи под Ла-Ротьером[340]
отступил к Труа, там он некоторое время полагал возможным обороняться на стыке рек Барс и Сена. В общем и целом, Франция за счет рек, текущих в Парижский бассейн – Сены и ее притоков, справа – Об, слева – Йонна, Марна и Уаза с Эной, была до некоторой степени схожа с лейпцигским полем боя, которое предоставило бы энергичному обороняющемуся при умелых действиях возможность одержать победу над частями превосходящей по численности армии вторжения, если они будут наступать по долинам рек. Успехами в те февральские дни 1814 года император обязан ошибкам его противников. Предпосылкой для планомерной реализации такой активной обороны являлась укрепленная столица страны, ведь она обеспечила бы необходимую опору и избавила бы от лишних тревог. Позднее в разговорах на о. Св. Елены Наполеон на основе опыта этой кампании раз за разом обращался к необходимости укрепления Парижа, но намного ранее всплывала мысль оборудовать еще один укрепленный пункт на Луаре неподалеку от Парижа[341]. Кажется, что император в этих требованиях уже предначертал основы хода второй части кампании 1870–1871 гг.