Полководцы Московского царства

Последний очаг сопротивления пылал у ханского дворца и мечети Кулшериф. Здесь храбрейшие из татар дали последний бой. Наконец, сюда подоспел Воротынский со своими отрядами. Помолившись Богу о помощи, он напал на казанцев, «зло сеча их… Так они и были побиты. Пали тут… князи и мурзы казанские, и вси люди могутии воинские, и вси жильцы дворовые казанского царя, и вси воины, способные носить оружие. И пролилась их кровь, как вода по удолиям…»[226]. Автор воинской повести «Казанская история» так рассказывает о бесславном конце последних защитников города: «Безжалостно настигали русские воины казанцев своими мечами и рассекали их секирами, и копьями и сулицами протыкали их насквозь, и нещадно резали их, словно свиней… И вбежали казанцы… на царский двор и в царские палаты и бились с русскими камнями и дубинками, и обшивочными досками, шатаясь, словно в темноте, сами себя убивая и не давая живыми схватить себя. И вскоре побеждены были казанцы — словно трава посечены».

Казанская пахота закончилась, последняя борозда завершилась у межи…

Иван IV во главе победоносных полков, под православными хоругвями торжественно въехал в поверженный город.

Слава искусного полководца и отчаянно храброго человека быстро сказалась на статусе Михаила Ивановича. Осенью 1552 года большая русская армия возвращалась на Русь из похода. Она разделилась на две части. Первая шла речным путем, на судах. Вторая же отправилась домой «полем», на конях. Она состояла из трех полков, и первым воеводой Большого полка, то есть главнокомандующим, поставили князя Воротынского. Это было поручение, сопряженное с большой честью для имени самого воеводы и всего рода Воротынских.

Князь Андрей Курбский, знавший Михаила Ивановича по «казанскому взятию», писал о нем: «Славный между русскими князьями» и «муж крепкий и мужественный, в полкоустроениях зело искусный»[227].

Казанская страда ушла в прошлое, победители вернулись на родину, и героическое напряжение, овевавшее русские войска на протяжении нескольких месяцев, спало. Вступили в силу будни обычной боевой работы.

Князь Михаил Иванович Воротынский должен был вновь принять на себя обязанности «специалиста» по южному направлению. А вместе с тем и довершать завоевание Казанской земли. «Черемиса», населявшая прежнее Казанское ханство, еще много раз поднималась на мятеж, причем первые годы, то есть середина 1560-х, — ее восстания отличались особенным размахом.

То ли осенью 1553 года, то ли в начале 1554-го Воротынский во главе обширной администрации заступил на «годо-вание» в Свияжск — место крайне беспокойное, но стратегически очень важное. Фактически Свияжск рассматривался как ключ от Казани[228]. Так вот, Михаил Иванович просидит на этом месте в самый разгар черемисских мятежей необыкновенно долго — до осени 1555 года, когда его наконец сменил князь В. С. Серебряный-Оболенский. Можно сделать вывод, что Воротынскому тогда в высшей степени доверяли… и в то же время не особенно его берегли. Полезный человек, дельный, да… но не из любимцев государевых.

Полководцу дали отдохнуть от службы всего несколько зимних месяцев — после возвращения на Русь.

В июне 1553 года, еще до отправки на свияжское воеводство, а затем с весны 1556-го по 1562 год князь Воротынский постоянно несет разные службы на юге, в оборонительной войне против крымцев. В разное время он командует гарнизонами в Одоеве, Калуге, на Туле. Время от времени назначается полковым воеводой на «береговую службу» — во главе Передового полка или вторым воеводой Большого полка. Воротынский превосходит в боевом опыте и богатстве князей Ивана Дмитриевича Бельского и Ивана Федоровича Мстиславского, но по части знатности он обоим уступает. Поэтому, когда один из них командует полками на южном рубеже, Михаил Иванович получает второстепенную должность. Но когда они заняты на других службах, Воротынскому доверяют самостоятельное командование оборонительными силами на Оке. Впервые князь получает такое назначение в июне 1558 года. Тогда его поставили против крымцев, нападения которых ждали в самом скором времени.

Документы не донесли до нашего времени известий о каких-либо значительных сражениях с татарами, в которых мог тогда принимать участие Воротынский. Стычки, очевидно, были — это норма состояния южных границ Московского государства.