Трудно сказать. Можно лишь повторить сказанное в другой главе: русская элита XVI столетия жила в почете и богатстве. Но в нужный момент она обязана была победить; победа все оправдывала, а поражение ставило вопрос: зачем такой человек нужен государю да и всему русскому обществу?
Воротынского не казнили, помня его прежние заслуги времен «казанского взятия». И это можно рассматривать как милостивое решение вопроса.
Простили полководца лишь в 1565 году. К тому времени уже существовало разделение страны на «опричнину» и «земщину». В опричнину царь забрал Новосиль из обширной конфискованной «вотчины» Воротынских…
Осенью 1565 года Михаил Иванович был назначен возглавлять земскую армию, вышедшую на южный рубеж, к Туле. Снятие опалы сопровождалось большим пожалованием со стороны Ивана IV. Князю Воротынскому дали боярский чин в Земской думе. Более того, ему вернули часть огромного «удела» — Одоев и Новосиль. Впоследствии Воротынский потерял эти города[232]
, но в 1572 году вернул себе Перемышль, а также получил от государя другие пожалования — в Поволжье. Царь «тасовал» земельные владения, входившие в бывшее удельное княжество Воротынских, он давал Михаилу Ивановичу то больше, то меньше, то опять больше, порой отписывал ему огромные области, никогда не входившие в состав родового княжения Воротынских, например Стародуб Ряполовский с окрестными землями. И сам Михаил Иванович уже никак не мог повлиять на размеры и конфигурацию земель, с которых получал доходы. Решала милость царская… или немилость. В 1562 году закончилась история самостоятельного Воротынского княжества — всё!., княжеский удел исчез. Вместо этого Воротынские получали от Ивана IV земли на правах вотчин, и никакие признаки автономии, никакие прерогативы удельных князей за ними не сохранились. Они оставались немыслимыми богачами, однако превратились в таких же «государевых служильцев» без каких-либо прав на политический суверенитет, что и вся остальная знать России.Пребывание Воротынского на Белоозере не носило столь мучительного характера, как сидение в тюрьме, погубившее его отца в 1535 году. Михаила Ивановича сносно содержали, ни о каких «оковах» речь не шла. Но государева опала наносила урон чести рода. Она означала позор, утрату влияния и временную потерю состояния. Человек, испытывавший все прелести опалы на протяжении трех лет, мог выйти из тюрьмы озлобленным, с мыслями о мести государю или о переходе на сторону Литвы. Выпустив столь высокородную персону из «нятства», как тогда говорили, Иван IV рассчитывал в будущем на ее благодарность и, разумеется, верную службу. Пожалование боярского чина и назначение на пост главнокомандующего южнороссийской оборонительной армией стали дополнительным стимулом для примирения между царем и вельможей.
Политика ранней опричнины (1565–1567) обходилась без масштабных репрессий, ставших нормой позднее. До 1565 года Иван IV делил власть над страной с влиятельными родами высшей аристократии. Ему весьма затруднительно было задействовать какой-либо экономический, политический или военный ресурс, если те оказывали сплоченное сопротивление. Но вот из состава единой державы выделился «государев удел», где царь мог всевластно распоряжаться всем и всеми. Иными словами, у него появились ресурсы
Возврат Михаила Ивановича диктовался и кадровыми проблемами. За несколько лет Россия лишилась четырех крупнейших полководцев: князь Семен Микулинский умер от смертельной раны в 1559-м, Алексей Басманов-Плещеев одряхлел и больше не участвовал в сражениях, Михаилу Морозову шел восьмой десяток, князь Петр Шуйский трагически погиб в 1564-м, а жизнь князя Александра Горбатого-Шуйского прервалась плахой. Высший командный состав требовал пополнения.