Полководцы Московского царства

Современный историк Н. С. Борисов выразил уверенность, что причина — в необыкновенном богатстве рода: «Опала на Воротынских была связана с обнародованием в январе 1562 года царского указа о княжеских вотчинах. Согласно этому указу выморочные княжеские вотчины не переходили к вдове или к братьям умершего, как было прежде, а отбирались «на государя» в казну. При таком порядке наследования Михаил и Александр Воротынские теряли надежду получить временно находившийся в руках княгини-вдовы удел своего умершего старшего брата Владимира. Это была лучшая часть Воротынского княжества, треть его территории. А территория эта была отнюдь не малой: в состав удельного княжества Воротынских входили Новосиль, Одоев, Перемышль. Княжество тянулось примерно на 200 километров с севера на юг вдоль Оки и по ее притокам. Впрочем, дело было не только в материальном ущербе. Речь шла о землях, издавна принадлежавших роду Воротынских, политых кровью предков. Эти раздольные заливные луга в пойме Верхней Оки, эти могучие дубравы, даже эти невзрачные заросли тальника по берегам маленькой речки Высса, на которой стоит Воротынск, — все это было для Воротынских своим, родным. Эту землю они любили как нечто живое, ощущали почти как часть своего тела. Своим решением царь нанес им не просто ущерб, но боль и оскорбление. Оно было тем более тяжким, что Воротынские ничем не заслужили этого удара. А между тем царь своим указом метил прежде всего в них. Он опасался иметь на самой границе с Литвой и Диким полем самостоятельное удельное княжество. Быстро развившаяся в нем подозрительность давала первые горькие плоды: царь стал опасаться того, что Воротынские перейдут на литовскую службу, откроют врагу свой участок «берега» — оборонительной линии по Оке. Можно предположить, что, не сдержавшись, Михаил Воротынский в прямом разговоре «нагрубил» царю. Воротынский был из тех, кто мог сказать царю такое, чего не посмел бы вымолвить никто другой. В ответ царь распорядился арестовать Воротынских «за изменные дела» и конфисковать их владения»[229].

Такова красивая, можно сказать, романтичная версия. К сожалению, более вероятно другое: опалу правдоподобнее объяснить провалом большого дела, которое Воротынским было поручено. А важнее этого дела на Руси в ту пору ничего не существовало[230].

Летом 1562 года царь посетил Можайск, занимаясь военными приготовлениями, накапливая на западном рубеже силы для последующего сокрушительного удара. В то же время московские полки привычно вышли к Оке и сосредоточились в районе Серпухова. Во главе царских войск стоял Михаил Иванович — первый воевода Большого полка. Полком Правой руки командовал Александр Иванович Воротынский. Всего рать состояла из пяти полков. К ним присоединились удельные отряды князя Владимира Андреевича Старицкого. Солидные силы!

Так вот, в июле русскую оборону вновь попробовали на прочность татары. Крымский хан с войском в 15 тысяч всадников вышел на Мценск. 15 тысяч — совсем немного для набега самого хана. Атака крымцев была способом «отработать» деньги, присланные им из Литвы. Летописец говорит о Девлет-Гирее: «Приходил в невеликой силе… а раньше никогда «царь» не являлся [на русские земли] со столь малым собранием»[231]. Татарам удалось выжечь значительную часть мценских посадов, остальные же отбил храбрец местный воевода — князь Федор Иванович Татев-Хрипунов. Кстати, его дочь стала второй супругой Михаила Ивановича.

Узнав о том, что не все силы переведены на западный рубеж и у Серпухова стоят воеводы «со многими людьми», Девлет-Гирей, захватив добычу, решил отступить без большого сражения. Часть его людей отделилась от орды и попыталась «распустить войну» под Волховом и Белёвом. Тут их отряды были наголову разбиты карачевским воеводой Василием Бутурлиным. Ему удалось «полон отполонить». Но ядро армии крымцев безнаказанно уходило в степь с полоном, взятым у Мценска. Воротынский привел армию под Мценск и Девлет-Гирея уже не застал. Он организовал погоню, однако действовал слишком медлительно, и крымцы с полоном успели оторваться от преследования.

Михаил Иванович проштрафился не первый раз, причем опять допустил ту же оплошность, что и в 1544-м, и в 1559 годах. Он не особенно торопился догонять крымцев, отбивать у них пленников, захваченных на Руси. Он не успевал. А для стремительной войны на юге России это было серьезным пороком. Вся она состояла из молниеносных рейдов, засад, погонь и носила маневренный характер. «Кунктаторы» тут всегда оказывались проигрывающей стороной. Под Казанью, когда противник никуда не бежал, а с яростью оборонялся, Воротынский был хорош. А в ситуации игры маневров и контрманевров он не проявлял достаточной скорости действий. И в Москве могли заподозрить худшее: а не стало ли это «неуспевание» результатом договоренностей с крымским ханом? Давненько он не приходил под города, принадлежащие Воротынскому…

Подозрение, касающееся столь крупного человека, рискованно решать в его пользу.

Отсюда и наказание.

Не было ли оно слишком суровым?