Полководцы Святой Руси

С русской стороны выехал Александр Пересвет. Он был уроженцем южнорусского города Любеча, брянским боярином, а затем послушником (то ли уже монахом) Троице-Сергиева монастыря. По преданию, Пересвета и другого послушника-воина Ослябю к Дмитрию Ивановичу направил настоятель этой обители преподобный Сергий Радонежский. До прихода в иноческую обитель Пересвет был известен как «великий ратник», «богатырь крепкий», «весьма смысленный к воинскому делу и наряду». Ученые расходятся во мнении относительно того, принял ли Пересвет к моменту, когда начался поход на Мамая, постриг, стал ли он монахом. В одном источнике он фигурирует как монах, и странно это, поскольку монаху нет места на поле боя, посреди кровопролития; в другом месте Пересвет — боярин, притом он мог быть и митрополичьим боярином, поскольку Церкви служили в ту пору знатные воины, но тогда он ни в коем случае не монах. Казалось бы, очевидно, что Пересвет не успел сделаться чернецом и, скорее всего, отправился из монастыря воевать всё же в звании послушника. А послушнику разить мечом и копьем за веру и Отечество не возбраняется. Но эта очевидность подходит лишь нашему времени. В эпоху русского Средневековья представления о том, что можно и чего нельзя монаху, были гораздо более размытыми. Иноки вели себя свободнее, 100-процентно четкого выполнения монашеских уставов добивались редко, да и не всегда это требовалось. Для XIV столетия, очевидно, звание «инок» и «боярин» не несли между собой противоречия. В поэме «Задонщина» Пересвет назван «бояин-чернец». И никого из людей той эпохи это немыслимое для сегодняшнего дня сочетание не удивляло. Так что… мог монах-богатырь выйти на битву. Особенно в час, когда каждый ратник на счету.

Против Пересвета выехал ордынский батыр Челубей. Всадники помчались навстречу друг другу… Сшиблись! И оба пали мертвыми. Их гибель стала предзнаменованием ожесточенного и кровавого характера грядущей битвы.

Позднее возникнет героическая легенда: якобы Пересвет перед поединком попросил товарищей привязать себя веревками к седлу. Оба конника нашли смерть в сшибке. Ратники с двух враждующих сторон видели, как упал мертвый Челубей, а конь Пересвета понес своего всадника к рядам русских войск. Воинство Дмитрия ликовало. Но когда конь приблизился, воины увидели, что тело Пересвета насквозь пробито обломком копья. Витязь был мертв, и лишь веревки удержали его от падения. Но те, кто не видел этого, продолжали ликовать, веря в победу русского богатыря и будущую победу всей русской рати. Даже мертвым Пересвет победил врага… В действительности ничего подобного не видно ни по одному из источников. Просто: выезд из рядов — бой — смерть. Но разве и без этих фантазий Пересвет не стал истинным героем своего времени?

Повествование о том, что произошло на поле Куликовом дальше, — эмоционально насыщенная, образная реконструкция автора этих строк. Источники строже, суше. Но великое столкновение Руси и Орды, пересказанное ниже в литературном ключе, невозможно русскому человеку подать в полном бесстрастии, если он не лишен сердца, если душа его жива. Так пусть же звенит в мелодии битвы живая медь немеркнущей славы наших предков!

С ордынской стороны прозвучала команда к бою.

Серебряные ряды латной итальянской пехоты, укрывшейся за высокими щитами, идеально держали строй. Они медленно надвигались, действуя, словно единая машина. Справа и слева от них, а еще в тылу, в глубоком резерве, готовились к атаке клубящиеся массы ордынской конницы.

Стрелы зашипели над Передовым полком. Ливень железных жал бил в щиты, шлемы, вонзался в незащищенную плоть. Полк стоял. Приказа наступать не было.

Русские лучники послали на врага ответный дождь из стрел. Падали вражеские всадники. Ложились наземь итальянские пешцы, проклиная далекую негостеприимную землю, куда их забросила злая судьба.

Вражеская конница попробовала обойти Передовой полк с флангов.

Князь Дмитрий Иванович отдал короткий приказ. Дружинник, стоящий рядом с ним, дважды поднес к губам трубу, подавая условный сигнал. От Большого полка отделилось два малых отряда. Они ударили навстречу неприятельской коннице, обходившей Передовой полк. Пыль поднялась в месте стычки. Когда она улеглась, князь увидел спины отступавших ордынцев.

Хуже обстояли дела в самом центре. Итальянцы в тяжелых доспехах, с длинными пиками, медленно теснили русскую кавалерию. Воевода Передового полка распорядился отступить, а потом повел своих ратников в последнюю атаку. Боевой порядок исчез, на его месте шла хаотичная резня. Итальянцы и русские бились лицом к лицу. Никто не отступал. Военачальники дрались наравне с рядовыми бойцами.

Бояре тревожно вглядывались в побоище. Один из них подошел к Дмитрию Ивановичу: «Не надо ли помочь нашим?» Тот не ответил. Князь видел битву иначе, не так, как его воеводы. Он вел сложную игру, где не было места для торопливых решений.

Итальянцы полегли все до одного на черной земле Подонья. От Передового полка осталась горсть людей. Она успела встать среди трупов своих и чужих бойцов в подобие боевого строя.