Тогда смотрит Александр Ярославич им всем по очереди в глаза. А потом произносит:
— Я там был. В сердце тьмы… В самой средине мунгальского царства. Видел, как роится дикая сила… Хорош город ваш, храбрые мужи новгородцы, но как орех разгрызен будет в одну седмицу и погублен без пощады.
И видят новгородцы: сам князь великий склонил голову перед Ордой. Скорбно ему, руки к мечу тянутся. Но он сдерживает и себя, и других, потому что знает Орду как никто другой и жалеет Русь.
— Будь по-твоему, княже. Верим тебе.
Когда к ним приехали татарские «численники», город полыхнул было новым мятежом. «Меньшие» люди решили: «Умрем честно за святую Софию и за домы ангельские». Представители хана встревожились: не убьют ли их на чужой земле? Но «меньшим» людям противустало местное боярство: знать лучше понимала, чем грозит городу неповиновение. «Численники» получили охрану. «И почаша ездити оканьнии по улицам, пишучи домы християньскыя»[142]
. Так Новгород превратился в данника Орды… Горько, грустно. Но прежде всего город остался цел. Головешки Новгорода — куда более печальный вариант развития событий, нежели Новгород, согласившийся платить татарские налоги.Вместо ордынского нашествия, пожаров и разорения произошло совсем другое: вскоре Александр Ярославич заключил выгодное для Новгорода торговое соглашение с Готландом…
С глубоким пониманием сути политического курса, принятого Александром Ярославичем в отношении Орды, оценил действия князя его блистательный биограф Н. А. Клепинин, писавший в русле того, что уже было прежде сказано историком-евразийцем Г. В. Вернадским: «Отвергнув союз с Западом, Св. Александр принял подчинение Востоку. Его политика по отношению к татарам была его самым великим, но и самым тяжелым историческим делом, послужившим соблазном для многих, но выведшим Россию из развалин на правильный исторический путь… Св. Александр был несомненным врагом татар. Уже после своей кончины в видениях он дважды являлся на помощь русской рати, сражавшейся против татар. Открытая борьба с татарами, когда она стала возможной, была продолжением дела Св. Александра. Само его подчинение было началом долголетней борьбы с татарщиной. Это подчинение менее всего объясняется признанием полезности для России татарской власти или преклонением перед татарами, которых он, как и все русские, считал идолопоклонниками и неверными. Это подчинение объясняется лишь любовью к православию и России, пониманием исторической линии и ясным различением между возможным и невозможным, трезвым учетом сил своих и вражеских»[143]
.Другой историк, Д. М. Михайлович, замечает: «Два брата — Андрей Ярославич и Александр Ярославич (прозванный Невским) избрали два пути: прямого неподчинения Орде, то есть немедленной вооруженной борьбы, и постепенного накопления силы для того, чтобы потомкам хватило ее для битвы, когда Русь восстанет из пепла. Первый путь принес Андрею Ярославичу позор и унижение, а земле владимирской — разгром. Второй, избранный Александром Невским, подарил историческую перспективу, ведущую к избавлению от ига»[144]
.Всё это в высшей степени разумно: не «выбор между Западом и Востоком» делал Александр Ярославич, как уже говорилось, он всего лишь не давал убить свою страну. Врага послабее отбивал, врага, с которым не мог, не имел ни малейшего шанса справиться, признавал господствующим, платил дань, выказывал покорность, сохраняя притом максимум возможной независимости. Не губил в гордыне своей подвластных людей заранее проигранной войной, но и не отдавал русских земель западным схизматикам. Что тут скажешь? Естественный образ действий для трезвомыслящего и крепко верующего политика.
Напротив, британский историк Джон Феннел, уже упоминавшийся выше, обвинил Александра Ярославича в страшном злодеянии: «Без сомнения… вмешательство Александра в 1252 году, его роль в разгроме татарами двух его братьев фактически положили конец действенному сопротивлению русских князей Золотой орде на многие годы вперед»[145]
. При этом он не дает себе труда задуматься о том, какими были бы последствия подобного сопротивления. Этот вопрос даже не приходит ему в голову, оттого рассуждения ученого и выглядят чрезвычайно легкомысленно. Очевидно, мысль о том, что где-то на далеком востоке у русских найдется свое рыцарство, которое начнет на развалинах блистательный поход против врагов с востока, подобно европейским крестоносцам, несколько веков дравшимся за Святую землю и Гроб Господень, греет ему сердце. Но… правда с поэзией не дружит. Выше приводилось описание Киева через шесть лет после разгрома монголами: кости людей, развалины, безлюдье, город-призрак… И всё это — на месте великой, цветущей столицы южнорусских земель! А Рязань? А изуродованный Владимир? А три русские рати, уничтоженные Батыем в ту пору, когда Русь была еще сильна и могла выставить в поле полнокровное войско? Такие вещи может не заметить только тот, кто очень хочет их не заметить.