Усталость, головокружение, ломота в суставах покинули тело воина, он словно перестал принадлежать миру устающих смертных и преисполнился небывалой для себя мощи.
Тра-та-та-та-та-та... — крошат сухую корку земли быстрые ноги. Горы, виднеющиеся впереди, становятся ближе.
— Поживём! — весело выкрикивает Одиссей, и музыка гонит его всё быстрей.
...тра-да-да-да-да-та-та-та-та-та... — пляшет в Дельфах весёлый Писистрат, думая о прекрасной пифии, которая куда-то пропала, но думает без грусти, а с теплой печалькой, очень уж мелодия весёлая. Да ещё почему-то ассоциируется с Еленой Дельфийской, будто она её поёт... Раздражённый донельзя Эпиметей притопывает и вскидывает жилистые руки, машет в такт лысой головой, и раздражение отступает, позволяя сердцу впустить в себя радость...
Тра-да-да-да-да-та-та-та-та-та... — танцуют греки, стар и млад, а многие с удивлением замечают, что птицы и те щебечут в такт мелодии, которую чуешь внутри себя, но уши её не слышат.
Пританцовывает проснувшийся от нектарового опьянения Омерос, пляшет недалеко от Ретея беглянка Клепсидра, топчутся даже хромые, хлопают в ладоши те, кто слаб, чтобы встать на ноги.
Танцевальное безумие охватывает Элладу и не отпускает.
Царство мёртвых оно охватило ещё раньше: неприкаянные души бесшумно кружатся в танце, Цербер на задних лапках скачет, как цирковой пудель, весело клацая смертельными зубами, Харон не гребёт, а ловко отплясывает в своей скорбной лодке...
На священном для смертных Олимпе Громовержец хмуро хлопает себя по колену, останавливая бессознательное притопывание ноги, и спрашивает богов:
— Вы тоже слышите?
— Да, — улыбается ему Гера и протягивает изящные руки, приглашая на танец.
Олимпийцы встают из-за столов, с ними хмурый Аид и чёрный от обиды Посейдон, скромница Геба подхватывается в пляс, пыхтит сосредоточенный Арес, с хищной грацией двигается Артемида. Тра-та-та-та-та-та... тра-да-да-да-да-та-та-та-та-та...
— Эх, говори, Олимп! Разговаривай, Эллада! — кричит Дионис.
Безумие, форменное безумие.
XLVII
Сапоги жмут? Узких сапог не бывает,
бывают неправильные ноги!
В кромешной тьме Елену Афиногенову ждали два открытия.
Первое — она с песней и танцем дошла-таки до титанов. Ещё не видя их контуры, проступавшие на струнах вселенной, девушка почувствовала дрожь тверди и услышала согласованный топот исполинских ног. Ноги идеально попадали в ритм «Сиртаки».
Этот факт и натолкнул Ленку на второе открытие: её мелодия, воодушевлённо наигрываемая на струнах мира, вместо того, чтобы остаться своеобразным следом, передалась другим струнам, разлетелась и расширилась. Соседние струны «подхватили» колебания тех, к которым студентка «приложила руку», и понеслось.
Она испугалась, ведь получалось, что студентка заблудилась, да ещё и к титанам вышла. Но прислушавшись к полифонии, а музыка текла теперь сама собой, пифия заметила: там, где играла она, мелодия чётче и громче. И как-то теплее, хотя Ленка не могла объяснить этого спонтанно возникшего в её голове термина.
Выход был.
Ничуть не желая познакомиться с титанами, Ленка развернулась и пошла обратно, не забывая подыгрывать звукам «Сиртаки». Чутьё пророчицы подсказало, что именно заставляет великанов плясать. А они — плясали. К топоту добавлялись хлопки ладош и задорные выкрики, от которых пробирало насквозь. Нет, нет и нет, с этими типами не следует водить знакомства.
Удача улыбнулась Ленке, и она покинула титанов незамеченной.
Когда шум, производимый изгнанными гигантами, смолк, студентка сбавила скорость. Незачем бежать, лучше двигаться в ритме задорной композиции.
Ленка и не торопилась. Девушка не представляла, что произойдёт, когда она вернётся в точку, где попрощалась с гекатонхейрами. Скорее всего, она доберётся, и... всё. Возможно, требовались какие-то действия. Или заклинания. Почему бы нет?
А ещё вероятнее, снова пожалуют гекатонхейры и решат проблему беспокойной пленницы как-нибудь радикальнее. Где-то в Тартаре мучается Тантал, стоящий по горло в воде. Здесь же есть персональный ад Сизифа, катающего камень в гору...
«Вдруг и я никуда не выйду, а буду бродить по кругу?» — испугалась студентка.
Путь был неблизкий, поэтому Ленка устала бояться и решила довериться чувству, которое её пока ни разу не разочаровало.
Наконец, музыкальный слух вывел её туда, где началась мелодия. Пифия Афиногенова остановилась, ожидая хоть какого-нибудь эффекта. Ничто не менялось.
Ленка решила взять паузу посолиднее. Усевшись и свернув ноги калачиком, студентка прислушалась к своим ощущениям, нащупывая тот самый дар пифии, который позволял её сознанию изредка путешествовать и искать того же Ромашкина.
Ленка забыла, что удачно дотягивалась мыслью до Аполлона в секунды его боли — тогда, когда он погибал. Её сознание, стремительно заструившееся по струнам мира вверх, к царству живых, через несколько мгновений опалила нестерпимая боль, и студентка увидела Польку, стоящего почти по колено в раскалённой лаве и кричащего оглушительно и страшно.