В коридоре анонимного отеля на окраине Лондона Уильямс вспоминает, что его связь со Studio One
началась в эпоху рокстеди. «На студию меня привел Боб Энди. Я жил рядом с тем местом, где они снимали дом с Марсией Гриффитс, в Вашингтон-Гарденс. Мы стали друзьями и начали гостить друг у друга. По воскресеньям они всегда ходили к Тайрону Эвансу, играли на пианино и пели вместе».Дебютная сессия Уильямса принесла ему хит Calling,
который потом был выпущен на альбоме Studio One – Party Time In Jamaica, а также оставшуюся на полке Prisoner of Love; эта же сессия дала группе The Gladiators их первый хит Hello Carol.Уильямс тогда учился еще в школе, но музыка всегда была его главным фокусом. «Я родился недалеко от того места, откуда родом Боб Марли. Мой папа был плотником, но он умер рано. Мне было семь, когда я приехал в город, в Тренчтауне я жил с моим братом и его женой. Со Слаем Данбаром мы ходили в один класс. У нас с братьями была своя звуковая система под названием Triple Tone,
размещалась она в Духани-Парк; любовь к музыке побуждала меня к тому, чтобы и мои собственные песни звучали на сете. Песни, которые я пел, большинство владельцев студий не хотели записывать – говорили, что они слишком революционны, поэтому я пошел к Харри Джи, примерно в шестьдесят девятом, и сам спродюсировал Prisoner of Loneliness на лейбле The Soul Sounds, я там с Бобби Калфатом, Бенбоу и Элбертом Гриффитсом, который играл на гитаре и пел».В начале 1970-х, после еще нескольких несущественных мелодий, Уильямс начал продюсировать других артистов, в том числе Делроя Уилсона и поздний состав группы The Versatiles,
которые реформировались после ухода Джуниора Байлса и Луиса Дэвиса.К концу 1970-х, после того как он получил важный опыт живых выступлений в Торонто, Уильямс выпустил свою самую запоминающуюся работу. «Я съездил в Канаду где-то в семьдесят четвертом, встретился там с Джеки Митту, мы наладили дружбу и начали работать вместе. Я был вокалистом его группы вместе с Лордом Танамо, мы давали концерты в отелях. Но я устал от этого через некоторое время, потому что хотел представлять собственные вещи: именно тогда я снова вернулся в студию с Ллойдом Парксом, Бенбоу и Бобби Калфатом, и мы сделали Messenger Man
и Unity. Мы сыграли ритм на Channel One, а голос и микс сделали у Табби. Messenger Man в итоге стал альбомом. Песня эта игралась на регулярной основе в Нью-Йорке. Коксон услышал песню и захотел начать снова работать – это был семьдесят девятый год. Джеки Митту и я вернулись на Ямайку и начали делать альбом, который стал называться Armagideon Time».Подобно Ябби Ю, который позже станет его близким партнером, Уильямс – дред, который поклоняется Иисусу и не признает божественности Селассие. Armagideon Time,
еще одна песня, которая покорила панк-аудиторию и в конечном счете была перезаписана The Clash, частично является трансляцией библейского пророчества.Фредди Макгрегор стремится подчеркнуть общее единство, основанное на вере. «Я, Шугар Минотт, Джонни Осборн, Дженнифер Лара – мы делали большинство гармоний к трекам Studio One
еще со времен Кена Бута. Мы ответственны за все, что там происходило, потому что мы на самом деле всем управляли в студии. Мы все пели гармонии друг для друга. Багга и Паблов были музыкантами в то время, и мы были очень, очень близки, потому что все мы – члены “Двенадцати колен израилевых”, а значит, связаны воедино. Мы создавали общую атмосферу и делились идеями».Репутация Макгрегора возросла после его гастролей с группами The Generation Gap
и The Soul Syndicate, но борьба за признание была долгой. «В 1972 году я жил в доме Эла Кэмпбелла на Делакри-лейн, в гетто, и это был еще один опыт для меня. Я был с прической афро, в брюках-клеш, в кармане лежала расческа. Я не был плохим, я занимался музыкой. Жить в гетто было трудно для деревенского мальчика: там нет места, где ты можешь что-то получить. Я был подавлен, потому с каждой песней, которую ты выпускаешь, ты связываешь надежду, что она станет чем-то, но этого не происходит. Иногда я думал о том, чтобы найти другую работу, например, пойти в газету, но я не подхожу для работы, потому что всегда возвращаюсь к музыке. Это всегда тяжело – уповать на надежду, но я не хотел возвращаться в деревню.