Полночь мира (=Пепел Сколена)

  Фольвед прервал жуткий крик на улице. Сомнений не осталось, в деревне что-то происходило. Вдова сотника Эгинара вскочила, босые ноги обожгло холодом земляного пола. Аргард молодец. Он уже вскочил, ухватил тяжелую, оставшуюся от отца рогатину и бросился к двери. Но что, Ирлиф побери, происходит? Разбойники? Свалившаяся на деревню беда была слишком огромной и непоправимой, чтобы сознание смогло сразу осмыслить. А ведь ответ лежал на поверхности...

  Аргард резко, рывком распахнул дверь.

  - Кто зде... - и отпрянул, медленно заваливаясь на спину. Из груди торчала вошедшая по самое оперение стрела. Фольвед закричала, не виденный ни разу наяву, но сотни раз в кошмарах ужас повторялся. Алкский ублюдок-лучник отнял у нее отца, а теперь и сына? Да есть ли в этом мире хоть какая-то справедливость, или богам на все плевать? Всхрапнула, хороня последние сомнения, лошадь, раздался плеск сапог спрыгнувшего в грязь всадника. Дверь пинком распахнула высокая фигура с факелом в левой руке и окровавленным мечом в правой. Свет резанул по глазам женщин, только миг спустя Фольвед увидела лицо. Тьерри, барон, пришедший вернуть свое. За спиной, неся запасной колчан и хозяйский лук в саадаке, семенил Нэтак. Интересно, куда эта тварь дела дочь?

  - Ба, какая встреча, Фольвед! - заулыбался Тьерри. Он постарел, огрузнел, под глазами синели мешки - след пьянства, - но меч в руке держал уверенно. Да и еще один алк с луком, стоящий у входа, придавал ему уверенности. Стрела наложена, только натянуть тетиву и всадить стрелу в упор в бездоспешное тело. Чего тут бояться даже и одному? Единственного хоть немного опасного, сына сотника Эгинара, удачно свалил Мойфельд. Ну, а Фольвед сейчас даст ему все, о чем он мечтал что с Олтаной, что с Ирминой, что с другими сельскими дурами. Даже больше, если не захочет, чтобы рыцари повеселились с малявками. - Нас явно сводит вместе судьба. Нашей близости хотят Боги, Фольвед. Сейчас ты нагнешься, задерешь юбку и сделаешь мне хорошо.

  - С какой радости? - усмехнулась женщина. Она знала, что в полной его власти, и ее-то уж точно не пощадят, но хотя бы плюнуть в наглую морду должна успеть. Пусть потом делают, что хотят, хоть на части режут - она будет только хохотать им в лицо. - Ты что, уже отрастил то, о чем я говорила? Или засохло даже что было?

  "Может, убьет нас сразу, - подумала она, вслушиваясь в доносившиеся с улицы звуки. Свист арканов, стоны, крики, проклятия, звуки ударов. Это не один бандит, рыцари тщательно подготовились, а Нэтак их навел. - Остальных-то выпорют и угонят обратно, а меня с девочками... А что, если..."

  Надежда все равно мала - но попробовать стоит. Вдруг Эвинна или Амти смогут выскочить на улицу, пока Тьерри развлекается, а потом дойти до Хедебарде? Да даже если сгинут в болоте, это лучше, чем то, что предстоит ей самой. Фольвед распрямилась, так, что грудь выпятила домотканую рубаху, и провела языком по губам. Она была еще красива - той зрелой, умудренной опытом красотой, какая свойственна повидавшим жизнь, распростившимся с юношеской беспечностью людям. Тьерри даже разинул рот - от этого розового язычка, скользящего по манящим губам, его окатило волной жара. А уж когда крупная, рано огрубевшая рука скользнула по юбке, как раз чуть пониже веревки...

  - Знаешь, я тут подумала, что давно не подавала милостыню нищим, - издевательски усмехнулась Фольвед. "Прости, Эгинар, - как перед живым, взмолилась она - впрочем, в ее памяти муж и не умирал. - Только ради твоих дочерей". - Видишь ли, у нас в деревне таких нет... то есть не было до вас. А ты же как нищий, Тьерри - только нищета у тебя не в кошельке, а между ног. Ну, сними штаны, мальчик, и я честно сдохну со смеху. Что, боишься при своих людях?

  Тьерри сам не понимал, что чувствует к этой женщине. Ненависть - но одновременно и неутолимую, много лет сжигавшую его страсть. Желание втоптать ее в дерьмо, унизить, раздавить, заставить ползать у ног - и робкую надежду, что когда-нибудь она поймет, что он лишь исполнял долг перед королем, что так было надо. Поймет - и примет, отказавшись от призрака мертвого сотника, станет его тылом и опорой. Если бы она это сделала и родила ему сына - он бы согласился удочерить этих двух малявок, и готов был бы поклясться перед алтарем Алка Морского, что найдет им хороших мужей и, не скупясь, даст приданое. В конце концов, дочери - не наследники. Глядя на нее сейчас, он вдруг понял, что будь у него такая жена, не понадобились бы Олтана, Ирмина и прочие. Потом гнев на уведшую пол-деревни, да еще и опозорившую его, вдову пересилил. Холодно усмехнувшись, он ответил:

  - Это я даю тебе милостыню: ты, вдова сколенского ублюдка, понесешь от алкского барона. Ненадолго, пока мне не надоест, ты ощутишь себя баронессой.

  - Это еще что, - отозвалась Фольвед. Руки уже колдовали над завязками юбки. Только бы Эвинна сообразила, когда он будет... А они будут глазеть... - Эка невидаль! Вот ты, алкский баран, удостоишься поистине невероятной чести: в тебя, крысиное дерьмо и трусливый убийца, плюнет вдова сколенского кузнеца.