Полночь в Эвервуде

Мариетта вздохнула. Ей очень недоставало прямоты жителей Эвервуда. Здесь беседа с другим человеком полна притворства.

– Я нахожу восхваление вами своих достоинств и цитирование поэм очень утомительным. Однако теперь это не важно. Пускай ваша магия огромна, как звездное небо, я все равно не приму ваше предложение руки.

Улыбка соскользнула с его лица.

– Для меня нет ничего дороже моей свободы. – Мариетта, обойдя его протянутую руку, спустилась со сцены.

Шелест плотной ткани раздался у нее за спиной. Мариетта оглянулась, сразу же насторожившись. Дроссельмейер раздвинул красный бархатный занавес на сцене. Он стоял в тени, между двумя его полотнищами.

– Вы не из тех женщин, которые могли бы удовлетвориться платьями, украшениями и мехами. Ведь вы ощутили вкус магии. Теперь кровь в ваших жилах будет ее требовать. Только я обладаю средствами, которые обеспечат вам жизнь, полную волшебства.

Мариетта отвела от него взгляд.

– Хватит с меня вашей магии.

Она пошла по бальному залу к выходу. Сердце ее неровно билось, когда она взялась за ручку, осмеливаясь надеяться, что дверь не заперта. Ей нужно улучить подходящий момент и добыть себе оружие. Вооружиться против ухаживаний Дроссельмейера, против магии, которую он пустит в ход против нее, пытаясь подчинить ее своей воле. Ей нужен клинок.

– А как же ваш любимый капитан? – крикнул ей вслед Дроссельмейер.

Мариетта медленно повернулась к нему. Его взгляд царапал ее кожу. Это был взгляд собственника. Он ее встревожил.

– Вы бы предпочли, чтобы ваше весьма трогательное прощание стало настоящим расставанием?

Она поняла, что он видел ее в самые интимные моменты, и мысли ее закружились вихрем. Он был свидетелем того, как их с Легатом отношения постепенно стали более серьезными, более глубокими.

– Ваши хитроумные манипуляции привели к неожиданному результату, не так ли? – высказала она зреющую догадку. – Вы хотели подчинить меня своей власти. Манипулировать мною ради собственного удовольствия, чтобы наказать меня за то, что я посмела отклонить ваше предложение. – В ее смехе прозвучала одновременно горечь и радость. – Вы никак не ожидали, что я полюблю другого. И что вам придется стать свидетелем этой любви.

Казалось, что лицо Дроссельмейера высечено изо льда, он никак не реагировал на ее слова. Лишь почти незаметное подергивание уголка рта выдавало его ярость. И постукивание одним пальцем по руке. И неподвижность его прямой спины.

– Я никогда не буду принадлежать вам. – Шепот Мариетты был полон яда. – Но ему я отдала всю себя.

Дроссельмейер вихрем сбежал со сцены. Мариетта открыла одну половинку двери, но по щелчку пальцев Дроссельмейера она вырвалась из ее руки и захлопнулась, опять заперев ее в бальном зале. Она издала вопль ярости и стала дергать дверь, но безуспешно.

Дроссельмейер вырвал из ее руки снежный шар.

– Вы правы, я верю, что вы будете моей. Потому что в противном случае… – Он медленно встряхнул снежный шар, не отрывая глаз от Мариетты, пока снег не осел. В шаре стал виден Легат, сидящий в санях посреди леса. – Ну, я сделаю вашего дорогого капитана настоящим солдатом. – Он поднял ладонь над снежным шаром, и Мариетта сдавленно вскрикнула, увидев, как Легат встал будто помимо собственной воли и его тело окаменело. Лицо его странно менялось, застывало и приобретало сходство со щелкунчиком, которого она нашла у себя под подушкой в Эвервуде.

– Нет, – прошептала Мариетта.

– Замечательное маленькое заклинание, – продолжал Дроссельмейер, – а иметь щелкунчика очень полезно в это время года, не правда ли? – Он улыбался со злобным торжеством.

Мариетта подняла ногу и вытянула вперед пальцы в балетной туфельке, будто собиралась встать на пуанты. Потом резко выбросила ногу вверх и одним движением «гранд батман» разбила снежный шар. Она не владела умением сражаться стальным клинком, зато ее оружием было ее собственное мастерство. Зазвенело стекло, снежный шар лишился своей магии, и заклинание Дроссельмейера перестало действовать. Миниатюрный Легат стряхнул с себя чары Дроссельмейера, его золотистые глаза смотрели вдаль, словно он на долю секунды увидел Мариетту через границы реальности. Она смотрела на него, пока его изображение не растаяло.

Мариетта бросила взгляд на Дроссельмейера. Его лицо побледнело от ледяной ярости. На кончиках пальцев сверкали искры. Он открыл рот, будто собираясь заговорить и обрушить на нее какой-то новый несказанный кошмар.

В приступе страха Мариетта проскочила мимо его и схватила с ближайшего стола канделябр.

Дроссельмейер начал бормотать какие-то непонятные слова, так тихо, что она ничего не поняла.

Пальцы Мариетты стиснули бронзовый канделябр, она приготовилась драться. Но тут почувствовала что-то холодное возле ноги, и этот холод нарастал; она опустила глаза и сунула руку в карман. Ее пальцы нащупали лед. И бумагу.