Полночь в Эвервуде

– Спасибо, что рассказала мне свою историю, – сказала она Пирлипате. – Дамы, я считаю, что пришла пора нам троим объединить усилия. Я согласна с тобой, Деллара: ничто не стоит того, чтобы лишиться жизни, и все-таки, разве прожить жизнь здесь, запертыми в этом дворце, во власти жестокого короля, не значит потерять жизнь? Разве наш долг перед самими собой не в том, чтобы вернуть себе свое законное положение, право распоряжаться своими судьбами? Я уверена, что, объединив наши способности, мы сумеем придумать безупречный план, чтобы этого добиться. – Шрамы Деллары и острая боль, которую почувствовала сама Мариетта, заставили ее сделать паузу, но она была полна решимости не позволить страху повлиять на свою готовность бороться за себя. Она не собирается прожить остаток своих дней запертой в этих апартаментах, в этом дворце. Пускай Эвервуд сделан из сахара и колдовства, но он прогнил насквозь. – Что вы на это скажете?

Деллара склонила голову набок, подумала.

– Нет.

– Нет? – повторила Мариетта. Она ошиблась, приняв их первые, пробные откровения за признаки готовности включить ее в круг доверия и дружбы, связывающий этих двух женщин. Она даже не понимала до этого момента, что ей этого очень хочется. Деллару и Пирлипату связывали дружеские узы, сложные и прочные, выкованные временем и болью. Мариетта не могла бы войти в них, танцуя, и завоевать хотя бы малую частицу этой дружбы за несколько дней. Ей было одиноко, и она пробыла в одиночестве дольше, чем сознавала; танцы наполняли ее дни и душу, но они стоили ей их дружбы.

– Нет, – повторила Деллара. – Как ни странно, у меня нет ни малейшего желания позволить тебе привести нас всех на казнь. – Она отошла к аметистового цвета шезлонгу, стоящему возле толстой стены из сахара, мягкий лиловый свет ее фона обрамлял полуночный костюм Деллары, украшенный шипами. Она взяла с золотого подноса маленькую бутылочку и начала рисовать на своих ступнях звезды.

Мариетту оскорбил ее отказ. Она негодовала, пожираемая лихорадочной надеждой на осуществление своей мечты.

Пирлипата положила ладонь на ее плечо.

– Постарайся не расстраиваться из-за нее; она всегда ведет себя так с новыми людьми. Для того чтобы довериться человеку, Делларе нужно время. А время – это все, что у тебя есть, пока ты находишься во дворце.

Глава 22

В тот вечер Мариетте запретили обедать, но заставили наблюдать за молчаливым пиршеством Деллары и Пирлипаты. Безликие стражники стояли по бокам от них, следя за каждым движением их пальцев, за каждым взглядом, которым они обменивались. Мариетта попыталась остаться в ванной комнате, окутанная паром, но стражники вытащили ее оттуда и усадили в той комнате, где подали обед. По-видимому, король Гелум старался познакомить Мариетту с голодом до того, как она откажется танцевать для него. Ее желудок сжал спазм при виде супа из лесных грибов со сливками, который ела Пирлипата, взглядом прося прощения у Мариетты. А потом при виде пирожного-меренги с шоколадно-ореховым кремом, которое с удовольствием ела Деллара, глядя прямо в глаза стражникам своими темными глазами. Когда унесли огромный поднос, аромат шоколада остался. Мариетта почти чувствовала его вкус во рту. Она выпила большую порцию холодной воды прямо из крана, умиротворяя желудок водой, чтобы он простил ей отсутствие еды. У нее ужасно разболелась голова, а израненные ступни вонзали в нее острые зубы боли. В конце концов она погрузилась в бледное подобие сна, ее сознание накрыла легкая вуаль.

Когда она проснулась, наказание продолжилось. Безликие стражники стояли над ней и следили, пока она завидовала завтраку, состоящему из фруктов, золотистых масляных булочек и кувшина густого горячего шоколада, который разделили Деллара и Пирлипата. Она думала о том, как ей обмануть короля, отказываясь танцевать для него, и гадала, действительно ли он готов лишиться своего нового развлечения, но он ее так и не вызвал к себе.

– Пища всегда связана с властью, – услышала она мрачное замечание Пирлипаты. Это заставило ее вспомнить рассказ Виктории о том, как ее мать-суфражистка устроила в знак протеста голодовку в тюрьме. В то время Мариетта не обратила на это особого внимания, она была слишком занята своей партией Мирты в их постановке «Жизели», углубившись в чтение поэмы Виктора Гюго «Фантомы», потому что именно она вдохновила на создание этого романтичного балета, впервые поставленного на сцене Зала Ле Пелетье [22]. Теперь она корила себя за это, наблюдая за ланчем, а потом за вторым пропущенным обедом, которые пронеслись мимо нее подобно призрачным девам. Это было ужасно. Невозможно представить себе, что женщина так страдала ради того, чтобы ее голос принимали во внимание. Фредерик был прав: она не так хорошо понимала свои привилегии, как следовало бы.