Полночь в Эвервуде

Мариетта задохнулась от страха. Она спасалась от порочных посягательств Дроссельмейера, а попала в еще более ужасное положение.

– Деллара, зачем ты ее так пугаешь? Эта женщина бледна, как снег, и холодна, как лед.

– Прошу прощения, – сухо извинилась Деллара. – Я имела в виду твои танцы. Не беспокойся, король не смог бы уложить нас в свою постель, даже если бы захотел; он импотент.

Мариетта залилась краской, несмотря на облегчение, охватившее ее.

Деллара удивленно приподняла бровь при виде ее яркого румянца.

– Ох, дорогая, если будешь продолжать в том же духе, тебе долго не продержаться в этом мире. Хотя, надо сказать, некоторые придворные любят осаждать невинных девушек.

Мариетта попыталась встать на ноги.

– Я не могу здесь оставаться. Не могу быть его пленницей. Я должна найти способ вернуться в свой мир. – Паника стиснула ее грудную клетку хуже любого корсета. – Как король заставил меня танцевать? Я не думала, что он также умеет колдовать.

Пирлипата смотрела на нее с глубокой печалью.

Деллара встала.

– Не всякое волшебство приятно. Некоторые заклинания пропитаны черной магией. Как этот дворец – из него нет выхода. Все равно что крепость, построенная из колдовских заклинаний, как из камней, сбежать из него невозможно. Король Гелум не владеет ни каплей собственной магии, но дворец выполняет его малейшее желание и каприз. Чем скорее ты примиришься со своей новой жизнью, тем легче тебе будет жить. – Она взяла одеяло и накрыла им Мариетту. – Теперь поспи. Ты должна выздороветь.

Мариетта услышала приглушенные голоса, когда пришла в себя; она не могла с уверенностью сказать, как долго была погружена в прерывистый сон.

– Ты должна попробовать, по крайней мере, – настойчиво уговаривала Деллара Пирлипату. – Тебе нельзя терять надежду; если ты ее теряешь, значит, он победил тебя. – Она умолкла, заметив, что Мариетта вернулась в мир живых.

Мариетта сразу же насторожилась. На лицах у всех появилось одинаковое подозрительное выражение. Пирлипата была полна печали. Деллара – полна огня.

– Нет необходимости со мной откровенничать, – сказала Мариетта, взяла стоящий рядом с ней стакан воды и жадно выпила.

– Нас должна посетить наша портниха. Иногда, когда у нее бывает покладистое настроение, она соглашается передать от нас записку, – в конце концов произнесла Деллара, быстро и приглушенным, как зимний снегопад, голосом. Будто, если говорить быстро, ее слова невозможно будет подслушать. – Я пытаюсь уговорить Пирлипату послать весточку родным и сообщить им, что она в плену.

Мариетта поставила стакан.

– Как могут родные не знать, что ты в плену? – спросила она. – Разве ты не принцесса?

Пирлипата опустила глаза.

– Они думают, что я вышла замуж за короля Гелума. – Она ногтями отодрала несколько блесток на платье. Они посыпались, сверкая, вниз по золотистому чехлу ее платья. – Он в восторге от придуманной им хитрости. Поэтому мне запрещено носить одежду другого цвета, только золотого, это традиционный цвет новобрачной в моей родной стране Кракатук. Золотой, как символ радости, это цвет наших великолепных закатов, которые привлекают туристов из всех уголков Селесты, золотые лучи сияют с башен нашего самого древнего университета. А когда мои родители присылают письма с просьбой о визите… – Голос ее упал до шепота.

– …он велит нам принять участие в этой шараде, – закончила Деллара вместо нее. – Ее заставляют написать ответ, в котором она ссылается на свои новые обязанности королевы, которые не позволяют ей принять их должным образом, если они приедут.

– Сначала я ему сопротивлялась. Я пыталась отправить маме зашифрованное письмо, сообщить об истинном положении дел во дворце, но король Гелум узнал об этом. Он все замечает. Такой у него сверхъестественный дар. И не только я пострадала от него. – Пирлипата сглотнула, голос ее сорвался от сильных чувств, и ужас охватил Мариетту, она не была уверена, что готова услышать больше. Заметив печальный взгляд, который Пирлипата бросила на Деллару, Мариетта в первый раз обратила внимание на серебряные шрамы на руках и ногах Деллары. Они образовывали решетку под тканью платья, выгравированную на ее коже. Мариетту затошнило при мысли о том, какую боль должна была вытерпеть Деллара во время их нанесения. Она корила себя за то, что была так поглощена своими собственными капризами и детскими фантазиями в первые несколько дней во дворце, что не замечала того, что действительно происходило вокруг нее.

– Ты не могла знать, – сказала Деллара Пирлипате. – Шрамы не определяют меня, – прибавила она, обращаясь к Мариетте. – Я нечто большее, чем мое тело.

Мысли Мариетты кружились вихрем. Потом она вспомнила, о чем Деллара упомянула раньше.

– Почему портниха может не захотеть вам помочь?

– Никто не захотел бы стать новой жертвой короля. – Деллара явно старалась не выказать презрения.

– Мы не можем ее за это винить, – прибавила Пирлипата.

– Значит, она, возможно, нам поможет? – развивала Мариетта свою мысль.

Сдержанность Деллары превратилась в изумление.

– У тебя снежная слепота?