– В той ссоре виноваты не вы с мамой, а несчастный случай, который забрал у тебя любимого человека. Думаю, тебе надо с кем-нибудь об этом поговорить, на этот раз более обстоятельно.
Он протянул визитную карточку. Помедлив, я взяла ее. В глазах все расплывалось от слез.
– Горе порой меняет людей так, что они себя не узнают, становятся сами себе противны. Нельзя, чтобы это случилось с тобой. Или с Олли.
Похоже не только на совет, но и на объяснение. После смерти Эджея мама замкнулась в себе, стала совершенно другим человеком. Она справлялась со своим горем самостоятельно, в одиночку. А вдруг, если бы она обратилась к психотерапевту, жизнь сложилась бы иначе? Или, потеряв ребенка, остаться прежним в любом случае невозможно?
Папа ободряюще сжал мое плечо.
– Нельзя исцелиться с помощью пирога, Натали. Ты сама должна восстановить покой в душе. Пожалуйста, запишись на консультацию.
Я молча кивнула, не в силах заговорить. Обязательно запишусь.
– Мы выходим через пять минут. Натали, ты с нами?
Если отказываться идти с ними в кино, то сейчас самое время. Однако, хотя очень хотелось остаться дома, мудрые папины слова заставили меня задуматься. Как будет лучше для Олли? Я взглянула на свою маленькую фею Динь-Динь, которая крепко сжимала в ручонках старый трактор, как будто это – величайшая на свете драгоценность. Может, так оно и есть.
Я стиснула в кулаке визитку и, прокашлявшись, выдавила:
– Мне надо собрать кое-какие вещи. Буквально пару минут. Вы с мамой пока идите, мы с Олли вас догоним.
– Мы тебя подождем, Натали, – тихо возразил папа, направляясь к двери. – Всегда ждали и всегда будем ждать.
В субботу около полуночи я пила горячий чай и пыталась справиться с беспокойством.
Вчера мистер Бойд упомянул, что весть о черных дроздах разнеслась по всему югу Америки, и теперь многие орнитологи, профессионалы и любители, собираются в Уиклоу, чтобы собственными глазами увидеть этих редких птиц. На всякий случай я испекла побольше пирогов «Черный дрозд» – всего двенадцать штук, с четырьмя видами начинок, и распродала их всех еще до полудня: орнитологи действительно прибыли с утра в город и нагрянули в кафе.
Все эти пироги были с секретом: в каждый я добавила чайную ложку сиропа из шелковицы. Сам по себе он совершенно отвратительный, но в пироге почти не ощущается. Если не знать, что он там, ни за что не догадаешься. Однако я, в отличие от остальных, чувствую вкус шелковицы так явственно, словно все мои рецепторы настроены исключительно на него.
Надеюсь, ложки сиропа хватит, чтобы черные дрозды запели. Что-то мне подсказывает, что в пирог надо класть полностью созревшие ягоды, хотя я по-прежнему не понимаю, как бабушка умудрялась использовать их круглый год. Но пока придется обойтись без них.
А годится сироп для пирогов или нет, узнаю сегодня в полночь.
Под окнами в напряженном ожидании столпились любители птиц, сосредоточенные и непривычно молчаливые. Похоже, нервничают не меньше моего.
На месте не сиделось. Руки так и чесались что-нибудь испечь – не важно, что именно. Но я и так уже сделала на завтра двенадцать пирогов с разными начинками: из яблок, персиков, ревеня и ежевики. Они красовались в витрине, радуя глаз аппетитной румяной корочкой. К тому же не хотелось устраивать в кухне беспорядок. Поэтому вместо готовки я вымыла чашку, пропылесосила коврики, в третий раз проверила, вся ли кухонная техника работает, и убедилась, что туалеты сверкают чистотой.
Наконец, когда я совсем измучилась от ожидания, часы пробили полночь. Я погасила свет по всему дому, оставив включенными фонари, тускло освещавшие сад, и раскрыла дверь из проволочной сетки.
В теплом, влажном воздухе ощущалось легкое дуновение ветра. Сверчки, кузнечики и лягушки надрывались, будто соревнуясь, кто кого перекричит, а светлячки мерцали в темноте, словно волшебные звездочки.
Вдруг ветерок стих. Из магического портала среди листьев один за другим вылетели черные дрозды. Сегодня они не торопились рассесться на шелковицах. Птицы парили над садом, кружа в особом, понятном лишь им танце.
Но вот они разместились на ветвях. Все звуки смолкли, сияние светлячков потускнело. Черные дрозды начали петь.
Казалось, время замерло. Нежные, мелодичные трели без слов рассказывали о жизни: о любви и надежде, о печали и радости. Птичьи голоса поднимались и опускались, словно при разговоре, воскрешая во мне воспоминания. О том, как мы с мамой вместе мыли посуду и обсуждали планы на выходные. И о том, как шли с бабушкой, держась за руки, по лесной тропинке, а кругом витал свежий аромат травы и деревьев.
Я слушала неземное пение, и что-то сжималось в груди, а к горлу подступал комок. Впервые за долгое время в моей душе воцарился мир.
Когда черные дрозды замолчали, толпа разразилась громом аплодисментов. Я заперла дверь. Вытирая слезы, поднялась на второй этаж и еще долго не ложилась, надеясь, что те две птицы сегодня снова меня навестят. Но они так и не появились.