Полночное небо

Харпер смотрел на Салли прямо и открыто, приглашая выговориться, сбросить накопившиеся эмоции. Он просто хотел выслушать, а ее почему-то это разозлило. Огрызаться не хотелось, но она не знала, что ответить, если сам вопрос ее раздражал. Как она тут? А как все они тут? Они попали в ситуацию, которую и в страшном сне не представить, и делали все возможное, чтобы не слететь с катушек: глядели на Землю, пытались поймать ее сигналы, играли в игры, напоминавшие о доме.

Молчание затянулось. Наконец, Салли проговорила:

– Я сейчас немного не в духе – думаю, причину объяснять не надо. В остальном, я в норме.

– Ладно.

Харпер замялся, словно беседа пошла совсем не так, как он предполагал.

– Соскучился по нашим посиделкам… Ладно, не буду тебя отвлекать. Надеюсь, ты заглянешь на ужин.

Он проплыл мимо, слегка задев ее локтем, и покинул отсек. Один из приборов пискнул, оповещая о том, что поступил новый сигнал; остальные, мерно жужжа, регистрировали белый шум.

Салли смотрела Харперу вслед, сразу же пожалев, что оттолкнула его. Зачем она так жестко с ним обошлась? Почему ответила так холодно? Почему не захотела рассказать, что у нее на душе? Ей было стыдно, но и раздражение никуда не делось: он застал ее врасплох, всколыхнув в груди водоворот противоречивых чувств. Нахлынули воспоминания о Деви, о Люси, о Джеке – и даже совсем давнишние, о матери. Всех этих людей Салли потеряла навсегда – так или иначе.

Она глубоко вдохнула, выдохнула. Представила себе Землю: ее туманно-голубой силуэт, замысловатый рельеф, клочья облаков… Увы, картинка покоя не принесла. Пришли мысли о Харпере, Тибсе, Тэле, Иванове… еще оставались люди, которых она могла потерять.

Салли постаралась взять себя в руки и больше не кружить по отсеку, но в невесомости сложно было удержаться на месте. Плечом она врезалась в одну из колонок, бедром задела монитор, – и чем сильнее хотела остановиться, тем дальше ее уносило. Внезапно она поняла, что сражается не с чем-то вещественным, а с пустотой. Где верх, а где низ? Накренившись, пол сделался потолком, и Салли почувствовала, что ниточка разума, за которой она следовала всю свою жизнь, рвется. Упорный труд и глас рассудка не могли оградить ее от бед: как ни старайся, потерь было не избежать. Дорогие ей люди страдали, и ничто во вселенной не могло их уберечь.

У Салли потемнело в глазах, – и она снова увидела одинокую фигуру, уплывающую в черные глубины космоса. Но теперь она сама была заточена в скафандр. Это она кричала, звала на помощь и содрогалась всем телом, не в силах сделать вдох.

* * *

У Салли лишь однажды случалась паническая атака – когда отчим сообщил ей по телефону, что Джин умерла. Салли не теряла надежды когда-нибудь сблизиться с матерью – мечтала, что однажды они вновь окажутся вдвоем в пустыне под бездонным звездным небом. Мама, как прежде, назовет ее медвежонком, и они будут любоваться серебристыми кратерами Луны, вихрями света в туманности Ориона, таинственным блеском Млечного Пути. Она надеялась, что они с матерью помирятся – возвращаясь домой по песчаным дорогам, простят друг друга.

Но позвонил отчим, и мечта, которая поддерживала Салли с самого детства, растаяла как дым. Она давно потеряла мать – где-то между пустыней Мохаве и Британской Колумбией, – однако лучик надежды не угасал. Порой мечта казалась почти достижимой… И когда Салли поняла, что уже слишком поздно – окончательно и бесповоротно, – утрата обрушилась ей на плечи неподъемной тяжестью.

Салли помнила, как положила телефон на кухонный стол в своей первой собственной квартире в Санта-Крузе и невидящим взглядом уставилась на столешницу – серебристо-серую, зерненую, – а потом, чувствуя спиной гладкую дверцу холодильника, медленно сползла на пол. Она сидела так очень долго, захлебываясь рыданиями и удивляясь, почему не потеряла сознание, почему до сих пор жива. Утром она проснулась на холодном кафеле и несколько часов не вставала, разглядывая белые прожилки цементного раствора между лососево-розовыми плитками. Она твердила себе: если думать только об этом узоре, то удастся дотянуть до завтра.

Вот и сейчас, в отсеке связи, Салли в деталях вспомнила тот узор. Позволила ему заполнить сознание. Ромбики на розовой плитке в белой окантовке. Она вспомнила, как все-таки смогла подняться с пола, подошла к двери на задний двор, открыла. Села на крыльцо и долго глядела на крошечный садик и пронзительно-синий купол неба. Она пережила тот день. Значит, и сейчас справится.

Когда Салли вернулась на «Маленькую Землю», адреналин схлынул, а взамен пришла всепоглощающая пустота. Харпер еще не спал – раскладывал пасьянс за длинным столом – и даже не поднял головы, когда появилась Салли. Не зная, что сказать, она направилась в свою ячейку. Но все-таки помедлила – не стала задвигать штору, просто села, опустив босые ступни на пол.

– Прости, что я так с тобой разговаривала, – пробормотала она, не глядя на Харпера.

Очередная карта с легким шлепком упала на стол.