Полночное небо

Повинуясь, он побрел к выходу. У двери стоял столик, на котором, рядом со связкой ключей и конвертами, красовался маленький кактус в бирюзовом горшке. Над столиком висело зеркало, и Августин сделал то, о чем говорила Джин, – взглянул на свое отражение. Он увидел, как осунулось его лицо, словно кожа уже потеряла упругость; увидел воспаленные глаза с пожелтевшими белками. На воротнике рубашки запеклось бурое пятно. Он понятия не имел, чья это кровь и как она туда попала. Мужчина в зеркале был старше, чем думал Августин, – такой разбитый и потерянный, каким он никогда себя не ощущал. Затуманенный алкоголем разум заставлял отражение колебаться, словно мираж в пустыне, но почему-то дурман не скрывал, а наоборот, подчеркивал детали. Делал картинку четче. Августин ясно увидел, что он сам, будто сломанный механизм, нуждается в починке, и с убийственной ясностью осознал, что у него нет не только нужных инструментов, но и желания что-то исправлять. Он увидел себя глазами Джин – и понял, что ей и будущему ребенку будет лучше без него.

Отвернувшись от зеркала, Августин отринул этот слабый лучик правды – слишком горячий, чтобы удержать, слишком слепящий, чтобы глядеть не отрываясь. Джин открыла дверь. Когда Августин умудрился врезаться в боковую планку, женщина вывела его за руку. Оставшись один на крыльце, он прислонился спиной к наглухо закрытой двери и уставился в ненастное небо – хмурое, тяжелое, беспросветное. Звезды скрылись за облаками. Это был последний разговор с Джин.

* * *

Августин медленно, с трудом оделся: шарф, шапка, парка, ботинки, варежки. В палатке он был один. Тихое потрескивание застежек, скрип подошв, шелест нейлоновой парки – звуки сливались в незамысловатую симфонию вялого движения. Снаружи чуть слышно поскуливал ветер, напевая мелодию Айрис. Августин выбился из сил, едва добравшись до двери. Мороз чуть не сбил его с ног. Легкие наполнились льдистой пылью, а борода покрылась инеем, не успел он сделать и трех шагов.

Он собрал воедино всю свою волю, всю печаль и вложил в простое движение вперед. В один, самый последний рывок. На хижине с радиоприборами ярко серебрилась полоска лунного света; Августин заковылял туда – так быстро, как только мог.

Он не знал, с чего начать разговор, что сказать незнакомке с космического корабля; теперь это казалось неважным. Он хотел лишь услышать и быть услышанным. После стольких лет получить одно мгновение истины. Всего одно.

На полпути к хижине Августин заметил следы и посмотрел, куда они ведут, – к берегу озера, где виднелся небольшой, покрытый снегом холмик, который не вписывался в окружающий пейзаж. Августин пошел по следам и, добравшись до холмика, узнал старого знакомого – белого медведя. Столько времени, столько миль спустя. Какая-то часть человеческого «я» хотела испугаться, убежать и спрятаться, но оставшаяся – большая часть – нашептывала: протяни руку, прикоснись. И Августин несмело погладил жесткую шерсть. Животное тихо фыркнуло. Человек обошел огромного зверя и наклонился к морде; медведь пластом лежал на снегу, носом к озеру, поджав под себя лапы. Августин снял варежку и снова прикоснулся к зверю – там, где бугрились сведенные вместе лопатки. Шкура была припорошена снегом, но пальцы скользнули глубже, в теплый слой меха у самой поверхности кожи.

Медведь снова фыркнул, однако остался лежать. Зверь умирал. Его желтоватая шкура в лунном свете отливала золотом. У Августина подкосились ноги; не выпуская из пальцев густую шерсть, он рухнул на колени. Радиобаза могла подождать, ведь это было оно – то самое мгновение, которого он так долго искал. Внезапно поднявшийся ветер взвихрил к небу снежную пыль, скрывая палатки за белой пеленой. Остались только двое: человек и медведь.

Августин снова подумал о Джин. Впервые он встретил ее на парковке исследовательского центра. Она приехала на пыльно-зеленом пикапе «эль камино», стала вытаскивать сумки с заднего сиденья; темные локоны рассыпались по плечам. Даже издалека Августин приметил красную помаду на губах и полоску голой кожи, сверкнувшую между блузкой и джинсами. Он вспомнил, как впервые раздел ее, впервые увидел ее спящей… Что именно делало Джин настолько привлекательной, чарующей? Он так и не смог понять.

Вспомнился снимок, который она ему отправила. Единственная фотография маленького ребенка, девочки. Их дочери. Малышка стояла прямо, скрестив ручки на груди. Из-под бледно-желтого платья выглядывали босые ножки. Темные волосы были подстрижены в каре чуть ниже подбородка; короткая челка ровной линией пересекала лоб над бровями. Взгляд лучился упрямством – ясный взгляд орехово-карих глаз.

Медведь шумно вздохнул и перевернулся на бок. Августин подполз ближе. Прижавшись к мохнатому теплому брюху, укрывшись от ветра под тяжестью лап, он ощутил покой. Чувствуя макушкой горячее дыхание зверя, Августин глубже зарылся в мех, под которым гулко стучало сердце, – медленный, ритмичный барабанный бой.

20