Полночное солнце

Мы с Чарли заходим. В вагоне почти пусто. Только мы, тусклый свет и стук колес. Чарли указывает мне на пустой ряд:

– Ваше место, мадемуазель.

Я опускаю гитару и проскальзываю к окну. Чарли садится напротив и начинает раскладывать на столике салфетки, бумажные тарелки и пластиковые приборы.

– Весь день ради этого пахал, – говорит он, доставая из рюкзака большой пакет еды из моего любимого китайского ресторана.

Я качаю головой. Подумать только: сколько ему пришлось хлопотать, чтобы устроить для меня этот идеальный ужин! Здесь все мое самое любимое: лапша ло-мейн, курица в апельсиновом соусе, жареный рис.

– Что это было? Ты достал китайскую еду из рюкзака? – смеюсь я. – Ты всегда носишь с собой горячие блюда?

– У нас романтический пикник, – поясняет Чарли, стараясь сохранять серьезное выражение лица, но это ему совершенно не удается. – Внести еду в поезд можно только в рюкзаке.

– Я раньше никогда не ездила на поезде, – говорю я.

– Я тоже.

– Серьезно?

Мне казалось, я одна такое ископаемое! Прикольно, что эта поездка для нас обоих первая. Мы «чокаемся» палочками и принимаемся за дело.

– Знаешь, о чем я часто думаю? – спрашивает Чарли, когда еда почти вся сметена. – Поразительно, что мы с детства живем рядом, но я ни разу не видел, как ты катаешься на велике или, например, продаешь лимонад. Я бы купил у тебя лимонаду!

Сердце мое замирает. О том, из-за чего мы до последнего времени не встречались, мне сейчас совсем не хочется говорить. Хочется просто наслаждаться этим ужином, этой поездкой, этим свиданием. Пусть все как можно дольше остается так, как есть. Но при расставании я ему обязательно скажу. Когда он высадит меня из машины перед дверью моего дома, я сразу выпалю: «У меня редкая болезнь: мне нельзя выходить на солнце. Именно поэтому я встречаюсь с тобой только поздно вечером. Надеюсь, это ничего не изменит в наших отношениях». Вот так. Раз – и все. Без тягомотины. Не могу себе представить, чтобы после этих слов Чарли с воплями убежал, оттолкнул меня или просто перестал со мной разговаривать. Мои опасения не должны оправдаться. Такой хороший человек не может струсить из-за какого-то дефекта ДНК. Ну а сейчас я говорю ему:

– Я не люблю лимонад.

Чарли пристально смотрит на меня, поджав губы:

– Ты ведь знаешь, что я знаю правду, да?

Вот тут я перехожу в режим панической атаки. Ясное дело: это Зои до него добралась. Что мне сейчас делать? Сразу извиняться или сначала ждать, когда он подтвердит мои подозрения? Энергично набивая рот лапшой, я пытаюсь придумать, как ему объяснить, почему я до сих пор молчала. Он не заслуживает этого. Он заслуживает, чтобы я была с ним правдива.

Чарли слегка наклоняется вперед, смотрит влево, вправо, потом опять на меня и шепотом говорит:

– Вы с твоим папой действительно в программе защиты свидетелей. Давали показания против гангстеров или что-то вроде того.

Я с облегчением вздыхаю: он просто шутит. Но до настоящего разговора осталось совсем недолго. Не исключено, что он состоится еще до того, как закончится этот вечер. Может, содрать пластырь прямо сейчас – и будь что будет. Реальность есть реальность, ее не изменишь.

– Это не так уж далеко от истины. На самом деле…

Я снова пытаюсь представить себе, как Чарли воспримет новость, и замолкаю. Моя уверенность в том, что он выслушает меня совершенно спокойно, куда-то исчезает. Возможно, он в самом деле скажет: «Все нормально, твоя болезнь не помеха нашим отношениям». Но потом мы начнем встречаться все реже, пока не окажется, что теперь он свободен днем, а по ночам занят. Так закончатся лучшие дни моей жизни.

Я подаюсь вперед, опершись на локти, и зондирую почву. Выдаю половинчатый ответ:

– Моя цель – ты. Мне строжайше запрещено показываться на людях, особенно при свете дня, но я много лет слежу за тобой из укрытия. То есть из своей комнаты.

Проходит секунда. Чарли моргает. Потом улыбается мне:

– Так я и знал! Классическая легенда для свидетеля!

Собрав и выбросив пустые коробки из-под китайских блюд, Чарли садится рядом и обнимает меня за плечи. Поезд едет, а мы смотрим на звезды, проплывающие в небе.

– Так, значит, тебе было пять лет, когда умерла твоя мама? – спрашивает Чарли мягко.

Я часто думаю о том, что случилось с мамой, после того как она попала под машину. О чем она подумала? Увидела ли свет? Спустились ли ее бабушка с дедушкой, чтобы проводить ее на небеса? Придет ли она за мной, когда настанет моя очередь? Или я просто провалюсь в огромную черную дыру? Занавес опустится, и все – меня как будто никогда и не было. Этого я боюсь больше всего, хотя и не могу объяснить почему. Прежде чем покинуть этот мир, я должна оставить в нем след. Чтобы жизнь была прожита не зря.

– Ужасно, – говорит Чарли, прерывая мои мрачные размышления. – Ты помнишь, как это произошло?

Пару секунд я молчу. Смерть мамы мы с папой переживали в общем-то так же, как нынешнюю ситуацию: улыбку на лицо – и вперед. Можно подумать, беда рассосется, если делать вид, что ее нет.