– Нет? Что ж, естественно, никто ничего не знает. Но сегодня он определенно задал нам жару. Разметал пятерых, словно имел дело с детьми. Пятерых взрослых мужчин, доложу я вам. Лечение пришлось отложить. Разумеется, он испытывает жуткий страх перед электрошоковой терапией, что совершенно неоправданно, потому-то я и использую пентотал натрия, но сегодня об инъекции не может быть и речи. Теперь я рассматриваю это как положительный момент. Ранее он никак не выражал недовольства. Так что случившееся – огромный прорыв. Свидетельство того, что прогресс у мальчика налицо, мистер Уилер. Я им горжусь. Сегодня я ему сказал: «Стивен, я понятия не имел, что ты на такое способен». Вы можете гордиться им и радоваться его прогрессу. Сразу после инцидента он написал очень интересное и значимое письмо. Я отсылаю его вам. Вы не получили других писем? Это понятно. С отправкой у нас небольшая задержка. Моя секретарша завалена работой, вы знаете, как это бывает, мистер Уилер, и я тоже очень занят. Разумеется, он ругался самыми грязными словами, когда сопротивлялся лечению, но теперь очень тактично извинился передо мной. Вам бы сейчас увидеть вашего мальчика, мистер Уилер. Он заботится о своей внешности. Выглядит как студент колледжа.
– Как насчет лечения?
– Лечение он получит. Мне просто придется увеличить вдвое дозу пентотала натрия[177]
. Его резистентность к этому препарату просто удивительна. Вы понимаете, что назначение дополнительного курса лечения он спровоцировал сам. В этом есть что-то мазохистское. Он даже пишет об этом в своем письме. Но я, честно говоря, так не думаю. Я думаю, что у мальчика начинает восстанавливаться контакт с реальностью. Я направляю вам его письмо. Вы можете оптимистично смотреть на его будущее, мистер Уилер.– Как у вас погода?
– Что, что? Ах, погода. Что ж, несколько отличается от обычной в это время года. Не такая, как всегда. Если откровенно, совершенно нехарактерная погода. Вы можете звонить в любое время, мистер Уилер. Я бы не тревожился насчет прогресса у вашего мальчика. Я направляю вам его письмо. Вы сами увидите, что это блестящее письмо. Да, мистер Уилер. Нет, мистер Уилер, я готов сказать, что все идет очень хорошо. Волноваться не о чем. Вы хотели бы поговорить с ним? Я позабочусь о том, чтобы вас соединили с его палатой. Лучше, пожалуй, будет завтра. Сегодня он, естественно, немного устал после лечения. Завтра точно будет лучше. Вы говорите, что сегодня его не лечили? Абсолютно верно, мистер Уилер. Я и представить себе не мог, что ваш мальчик такой сильный. Конечно же, лечение намечено на завтра. Я увеличу дозу пентотала натрия. Этот дополнительный курс он потребовал сам. Позвоните ему послезавтра. У него этот день свободный, и он хорошо отдохнет. Именно так, мистер Уилер, именно так. У вас нет повода для тревоги. Должен признать, что о большем прогрессе трудно и мечтать. Сегодня у нас вторник. Позвоните ему в четверг. В любое время.
В четверг ветер вновь подул с юга. Большого вреда он уже причинить не мог, разве что унес обломанные коричневые листья пальм да выжег те редкие манговые цветы, у которых не засохли цветоножки. Но от него пожелтели листья тополей, и он нанес пыли и листьев в бассейн. Сквозь сетки на окнах пыль просачивалась в дом, оседала на книгах и картинах. Молочные коровы лежали спиной к ветру, и сено, которое они жевали, хрустело от пыли. Мистер Уилер помнил, что ветер с юга всегда дул в Великий пост. И у местных было для него особое имя. Для всех плохих ветров у местных было особое имя, и плохие писатели использовали эти имена в своих произведениях. Он старался этого не делать, как старался не писать о том, что листья пальм гнуло вперед, отчего на стволе появлялась линия, напоминающая пробор в распущенных волосах молодой женщины, если она встает спиной к сильному ветру и их откидывает вперед, на лицо. Он не хотел писать об аромате цветов манго, который окутывал их, когда они гуляли вечером, перед тем как поднялся ветер, или о жужжании пчел в этих цветках за его окном. Теперь никаких пчел не осталось, и он категорически отказывался использовать местные названия ветров. Слишком часто они встречались в плохих книгах, и он знал очень и очень многие. Мистер Уилер писал от руки, потому что ему не хотелось открывать пишущую машинку под этим великопостным ветром.
Вошел коридорный, ровесник его сына и друг детства. Они вместе росли и играли.
– Стиви на другом конце провода.
Он снял трубку.