– Думала об этом, – ответила она. – У меня было много времени для раздумий. Пока я тебя ждала.
– Ты ждала не так уж и долго.
– Очень долго. Ты об этом не узнаешь.
Вскоре ему предстояло выбирать из двух автомагистралей, ни одна из которых не позволяла особо выиграть в расстоянии, и он не знал – ехать по хорошей дороге, проложенной по живописной местности, по которой он много раз ездил с матерью Энди и Дэвида, или по недавно построенному шоссе, которое, возможно, не сулило прекрасных видов.
Выбора нет, подумал он. Мы поедем по новому шоссе. Зачем опять смотреть на то, что можно увидеть и на другой стороне Тамайами-трейл.
Они слушали выпуски новостей по радио, которые транслировались каждый час в перерывах между мыльными операми.
– Все равно что играть на скрипке, когда горит Рим, – сокрушался Роджер. – Будто со скоростью семьдесят миль в час удираешь с запада на восток от пожара, уничтожающего самое дорогое, и слышишь, как тебе рассказывают об этом пожаре.
– Если будем ехать с такой скоростью, достаточно скоро туда попадем.
– Сначала нужно перепрыгнуть через океан.
– Роджер? Ты должен туда ехать? Если да, тогда поезжай.
– Нет, черт побери. Я не должен туда ехать. Во всяком случае, пока. Я пришел к такому выводу вчера утром, пока ты спала.
– Я все проспала? Какой стыд.
– Я чертовски рад, что ты спала. А в эту ночь ты выспалась? Я очень рано тебя разбудил.
– Я отлично выспалась. Роджер?
– Что, дочка?
– Мы поступили нехорошо, солгав официантке.
– Она задавала вопросы, – ответил Роджер. – Так было проще.
– Ты мог бы быть моим отцом?
– Если бы зачал тебя в четырнадцать лет.
– Я рада, что не зачал. – Она улыбнулась. – Господи, как бы все было сложно. Да и сейчас сложно, пока я не начинаю все упрощать. Ты думаешь, тебе скучно со мной, потому что мне двадцать два, я сплю ночь напролет и постоянно хочу есть?
– И ты самая красивая из всех, кого я встречал, и удивительная, и чертовски необычная в постели, и говорить с тобой – удовольствие.
– Хорошо. Хватит. Почему я необычная в постели?
– Ты необычная.
– Я спросила: почему?
– Я не анатом, – ответил он. – Я всего лишь мужчина, который любит тебя.
– Ты не хочешь об этом говорить?
– Нет. А ты?
– Я этого стесняюсь и очень боюсь. Всегда боялась.
– Моя старушка Бретхен. Мы счастливчики, правда?
– Даже не будем это обсуждать. Ты думаешь, Энди, Дейв и Том будут возражать?
– Нет.
– Мы должны написать Тому.
– Напишем.
– Что он, по-твоему, сейчас делает?
Роджер посмотрел сквозь рулевое колесо на приборный щиток.
– Скоро закончит рисовать и что-нибудь выпьет.
– Может, и нам выпить?
– Отличная идея.
Она разлила по кружкам виски и «Уайт Рок», добавила по пригоршне льда. Новое шоссе широкой полосой разрезало сосновый лес, а на каждом дереве они видели насечки для сбора живицы.
– Здесь лес выглядит не так, как в Глейдс. – Роджер поднес ко рту полную кружку с ледяным напитком. Он был хорош, но наколотый лед быстро таял.
– Нет. В Глейдс промеж сосен растет можжевельник.
– И они не добывают живицу, используя заключенных, – добавил Роджер. – Здесь в почете каторжный труд.
– Расскажи мне, что здесь происходит.
– Это все ужасно, – ответил Роджер. – Штат направляет заключенных в лагеря, где те или собирают живицу, или валят лес. Раньше, в самый разгар Депрессии, они хватали всех, кто проезжал штат на поезде. Люди ехали на поездах в поисках работы. Ехали на восток, или на запад, или на юг. Они останавливали поезда на выезде из Таллахасси, высаживали мужчин и отправляли в тюрьму, потом формировали из них рабочие отряды и отправляли на сбор живицы или на валку леса. Эта часть нашей страны отвратительна. Ветхая и озлобленная, со множеством законов и с полным отсутствием справедливости.
– Сосновая страна может быть и дружелюбной.
– Эта не дружелюбная. Эта мерзкая. Здесь полно людей, которые творят беззаконие, но тяжелую работу выполняют заключенные. Это страна рабов. Закон существует только для чужаков.
– Я рада, что мы так быстро ее проезжаем.
– Да. Но мы действительно должны это знать. Как что работает. Кто преступники и кто тираны и как избавиться от них.
– Я бы с удовольствием это сделала.
– Попробуй как-нибудь покопаться во флоридской политике и увидишь, что из этого выйдет.
– Все действительно плохо?
– Ты не поверишь.
– Ты много об этом знаешь?
– Самую малость, – ответил он. – Какое-то время пытался разобраться с помощью хороших людей, но ничего не добился. Нас разве что высекли. К счастью, только на словах.
– А ты не хотел бы пойти в политику?
– Нет. Я хочу быть писателем.
– Этого и я от тебя хочу.
Теперь они ехали между болот с кипарисами и густо заросшими субтропическими лесами, а впереди их ждал металлический мост через реку с удивительно чистой и при этом темной водой. По берегу росли дубы, а на указателе они прочитали название реки: Сенванни (sic)[185]
.Они въехали на мост, пересекли реку, а чуть дальше шоссе поворачивало на север.
– Река – как во сне, – прокомментировала Елена. – Это же просто чудо, такая чистая и такая темная. Мы сможем как-нибудь пройти по ней на каноэ?
– Я проезжал только над ней, и она всякий раз была прекрасна.