«Среди священников левитом молодым...». Страна. 1918. 7 апр., с опечатками. В следующих публ. посвящение не могло воспроизводиться по цензурным условиям, из-за них же в дальнейшем слово «Суббота» воспроизводилось со строчной (правильно — в альм. «Возрождение»: М., 1922. Кн. 1). Написано в нояб. 1917 г.: в ККабл записано перед ст-нием «Кто знает, может быть, не хватит мне свечи...», так датированном. В ККабл под загл. /Иудеям/ и с мелкими разночтениями, вызванными, вероятно, записью по памяти. Антон Владимирович Карташев (1875–1960) — деятель Религиозно-философского общества в Петербурге, один из близких знакомых старшего друга М., С. П. Каблукова (см. примеч. «Убиты медью вечерней...»). С 1 сент. — министр исповеданий Временного правительства. После Октября содержался в карцере тюрьмы Петропавловской крепости. Вместе с Ахматовой М. принимал участие в вечерах в пользу арестованных членов Временного правительства, прошедших в декабре в Академии художеств. Карташеву в те же дни посвятил стихи С. Соловьев:
Ты над Русью рыдал, как над Троей рыдала Кассандра,И, прощаясь с тобой, обреченным на казнь и тюрьму,И вздыбившийся конь, и сияющий столб АлександраУходили во тьму(«Он не лжет — этот ангел на площади града Петрова...» // Накануне. М., 1918. № 3). Среди священников... оставался
. Имеется в виду то обстоятельство, что Карташев, окончив Духовную академию, не принял сана священника, занялся ученой деятельностью и вскоре отошел от государственной церкви, отдавшись строительству «религиозной общественности». Мнение о том, что «под левитом О. М. имел в виду себя» (49, с. 98), не подтверждается сюжетом ст-ния. Ср.: «Называя А. В. Карташева «левитом молодым», О. Э. Мандельштам допускает поэтическую вольность: он как будто бы приписывает философу выполнение каких-то ролей в священной иерархии, чего на самом деле не было, поскольку А. В. Карташев занимал только административные должности. В таком наименовании для О. Э. Мандельштама важным было лишь то, что левиты обладали более низким статусом в иерархии ветхозаветной Церкви, чем священники. В Православной иерархии такую более низкую по сравнении со священником ступень занимает диакон. <...> Такая близость понятий левит и диакон стала причиной для поэтического наименования диакона левитом в языке патристики с IV века» (Кривко Р. Н. Церковнославянская параллель к стихотворению О. Э. Мандельштама «Среди священников левитом молодым...» // Вестник ПСГТУ III. Филология. 2008. Вып. 2 (12). С. 83). Ночь иудейская... Иудеи. У Карташева в «Реформе, реформации и исполнении церкви» речь идет об «иерархах и богословах» православия, воспринявших от иудаизма лишь «религиозный акосмизм» (Пг., 1916. С. 32–36). Храм разрушенный угрюмо созидался. Образ отозвался в ст-нии Гумилева «Память»:Я — угрюмый и упрямый зодчийХрама, восстающего во мгле.Уж над Евфратом ночь, бегите, иереи
. Подразумевается Моисей, взывающий к народу и старейшинам израильским об исходе (Исх. 6:9). Евфрат — река в Передней Азии, здесь поэтическая вольность — подразумевается Египет. Субботу пеленали. См. Ин. 19: 40. Ср. в ст-нии Гумилева «Вечное» (сб. «Чужое небо»): «Но жду Субботы из Суббот...». Н. Струве отметил «особенную любовь» Карташева «к утрени Великой Субботы, стихиры которой даже пелись на его отпевании» (56, с. 24). Семисвещником... Ерусалима ночь. Образ восходит к обряду празднования Пасхи у иудеев, когда перед храмом зажигали семисвечник — менору.«Твое чудесное произношенье...». Творчество. Харьков, 1919. № 3, без даты. Голос. [Смоленск. 1919. № 1]. Датируется по С. В Т с датой /1918/. Обращено к Анне Ахматовой. «Особенно часто я встречалась с Мандельштамом в 1917–18 г., когда жила на Выборгской у Срезневских (Боткинская, 9) — не в сумасшедшем доме, а в квартире старшего врача Вячеслава Вяч. Срезневского, мужа моей подруги Валерии Сергеевны. Мандельштам часто заходил за мной, и мы ехали на извозчике по невероятным ухабам революционной зимы...» (7, с. 194). Ст. 1–2 навеяны образами ст-ния Ахматовой «Вижу, вижу лунный лук...» (1915):
Не с тобой ли говорюВ остром крике хищных птиц...Я тоже на земле живу
. По записи П. Н. Лукницкого со слов М., «фраза эта была сказана А. А. в разговоре с Мандельштамом, и он ее вставил в стихотворение» (45, с. 121).