...резец только снимает лишнее и черновик скульптора не оставляет материальных следов
... Речь идет об очень известном афоризме, цитируемом в разных вариантах и принадлежащем (или приписываемом) Микеланджело: «беру глыбу мрамора и удаляю всё лишнее». Сама эта мысль, несомненно, принадлежит скульптору, она присутствует в двух его сонетах (по новым итал. изданиям — № 151 и 236, в рус. переводе А. Эфроса — № 60 и 93). М., как кажется, понимает это двояко: тема «удаления лишнего» связывается с темой пров`идения автором готового произведения. Последняя восходит к рассказу Дж. Вазари о том, как скульптор присмотрел для своего Давида мраморную глыбу, безнадежно испорченную неумелым резцом другого ваятеля. Этот эпизод многократно цитировался, ср., например, пересказ в «Образах Италии» П. Муратова, объединяющий обе темы: «своего «Давида» Микеланджело целиком увидел в той мраморной глыбе, которая много лет праздно лежала под аркадами лоджии Ланци. На работу ваятеля он смотрел лишь как на освобождение тех форм, какие скрыты в мраморе и какие было дано открыть его гению» (112, с. 134). Ср. в ст-нии Баратынского «Скульптор» (1841): «Глубокий взор вперив на камень, / Художник нимфу в нем прозрел <...> Резец с богини сокровенной / Кору снимает за корой». М. видимо, стремится отделить эти мотивы от представления о «готовом» произведении, возникающем как бы само собой, без труда и без «перемаранных рукописей», черновиков — с которым он полемизирует в соседних абзацах. Именно для этой связи особенно актуальна аллюзия на сюжет Вазари в словах Импровизатора в «Египетских ночах» Пушкина: «Всякий талант неизъясним. Каким образом ваятель в куске каррарского мрамора видит сокрытого Юпитера и выводит его на свет, резцом и молотом раздробляя его оболочку? Почему мысль из головы поэта выходит уже вооруженная четырьмя рифмами, размеренная стройными однообразными стопами?» (117, т. 6, с. 251) — речь идет о Микельанджело, но на уровне лексики здесь содержатся и все компоненты мифа о рождении Афины («Юпитера», «молотом раздробляя», «из головы», «выходит уже вооруженная»), упоминаемого М. непосредственно выше (актуален ли этот подтекст для Гумилева, остается проблематичным)....сама стадиальность работы скульптора соответствует серии черновиков
. Описание метода работы Микеланджело мы тоже находим у Вазари: «По ним (скульптурам «Пленников» — Л. С., Г. Л.) можно научиться верному способу высекать мраморные фигуры, не испортив камня; способ этот заключается в следующем: делая фигуру из воска или из более твердого материала, он клал ее в сосуд с водой, так как вода по природе своей имеет ровную поверхность; фигура понемногу поднималась над ее уровнем, открывались сначала верхние части, а более глубокие, то есть нижние части фигуры, еще были скрыты под водой, и, наконец, вся она выступала наружу. Таким же способом следует высекать резцом мраморные фигуры, сначала обнажая части более выдающиеся вперед и постепенно переходя к частям более глубоким; этот способ можно наблюдать на упомянутых пленниках, которых его светлость ставит примером своим академикам» (71, с. 426–427). Если М. имел в виду этот рассказ и использовал его для доказательства той парадоксальной мысли, что и скульптор имеет черновики (об этом специально писал и Микеланджело в сонете 236), то возникает прямая связь с темой своеобразного геологического черновика: «Здесь пишет страх, здесь пишет сдвиг / Свинцовой палочкой молочной, / Здесь созревает черновик, / Учеников воды проточной <...> Блажен, кто называл кремень / Учеником воды проточной! / Блажен, кто завязал ремень / Подошве гор на твердой почве!» («Грифельная ода», 1923)....учение о синтаксисе является мощнейшим пережитком схоластики, и, будучи в философии, в теории познания, поставлено на должное, служебное место
... Эта мысль перекликается с эстетической концепцией Б. Кроче, который считал грамматику чисто прикладной дисциплиной, не имеющей отношения к философии, понимаемой применительно к языку как наука о выражении (см. заключительную главу «Тождество лингвистики и эстетики» в его книге: 99). Этой же точки зрения на грамматику придерживался К. Фосслер (и шире — вся школа так наз. «идеализма» в языкознании, противостоящая «реализму» позитивистского толка), см., напр.: 134, с. 157–170. С другой стороны, это и самоописание работы М.: в его черновиках, как правило, уже присутствует набор основных слов, которые в процессе работы постепенно получают внешнее синтаксическое оформление.