...«уступчивостью речи русской»
... — строка из ст-ния Марины Цветаевой «Над синевою подмосковных рощ...» (цикл «Стихи о Москве», 1916): «когда-нибудь и я, / Устав от вас, враги, от вас, друзья, / И от уступчивости речи русской, — / Надену крест серебряный на грудь, / Перекрещусь и тихо тронусь в путь / По старой по дороге по Калужской». Эти строки, вероятнее всего, отразились в ст-нии М. «К немецкой речи» (1932), с той разницей, что Цветаева уходит от русской речи (поэзии) в русскую религиозную и песенную стихию (ср. цитату из песни «По старой Калужской дороге» в последнем стихе), а М. хочет уйти в немецкую речь и поэзию — продолжение темы «чужеродного стиха», при том что немецкая тема у него в значительной мере связана с Цветаевой и ее ст-нием «Германии». Само применение этих Цветаевских слов к итальянской речи и к Данте представляет собой очередное возвращение давней «русско-итальянской темы», в которой значительную роль играло и имя Цветаевой, осмысленное в стихах «В разноголосице девического хора» (1916) как перевод имени «Флоренция» (см. 20а), ср. у Цветаевой в «Стихах о Москве»: «И на морозе Флоренцией пахнет вдруг» (где глагол пахнет среди прочего вводит тему цветов, цветения). Именно к 1916 г. относится наиболее интенсивное общение М. и Цветаевой, в феврале-марте написаны основные ее стихи, посвященные М., в том числе и часть цикла «Стихи о Москве» (включая упомянутое «Ты запрокидываешь голову...»). Одно из стихотворений, посвященных М., могло отозваться и в теме орлиного зрения в «Разговоре» («На страшный полет крещу Вас: / — Лети, молодой орел! / Ты солнце стерпел, не щурясь»).Если следить внимательно за движением рта у толкового чтеца
... Ср. заметки Блока (1919) о необходимости прививать культуру чтения стихов со сцены: «Теперь, когда стих начинает действительно культивироваться, когда в несколько более широких кругах (даже, например, профессорских) начинают понимать, что он имеет самостоятельное значение, независимое от содержания, — пора обратить на него внимание и в театре. Если актеры будут правильно читать стихи <...> публика начнет незаметно приобретать слух, который не развит в наше время у большинства людей, считающих себя интеллигентными» (68, с. 474), ср. статью М. «Художественный театр и слово».Вальс — по преимуществу волновой танец
. Разбираемая песня (Inf. XXVI) начинается количественным (квантитативным) союзом quante — видимо, М. то ли чисто ассоциативно, то ли в качестве намеренного скрытого каламбура связывает его с квантовой механикой, ср.: «Дант может быть понят лишь при помощи теории квант» («Разговор о Данте. Первая редакция», гл. II), тема современной физики эксплицитно представлена в следующем же предложении. Слово «вальс» М., возможно, уловил в фонетике начальных строк этого сравнения, где повторяется звуковой комплекс vl в: villan (крестьянин), vallea (долина) и затем в рассказе Одиссея: folle volo («шальной полет» в переводе Лозинского). Итал. onda ‘волна’ не содержит фонетического комплекса vl, так что М. развивает фонетические ассоциации «вальса» уже на своем «родном наречии».Даже отдаленное его подобие было бы невозможно в культуре эллинской, египетской, но мыслимо в китайской — и вполне законно в новой европейской. (Этим сопоставлением я обязан Шпенглеру.)
Такого соображения о вальсе у Шпенглера найти не удалось, видимо, М. имеет в виду самую логику шпенглеровского построения (непосредственно связанную с главным достижением и пафосом его книги — демонстрацией относительности каждой культуры и их несводимости одна к другой): то, что возможно в культуре древнего Египта, немыслимо в Китае или Америке....прислушивание к волне, которое пронизывает всю нашу теорию звука и света, всё наше учение о материи, всю нашу поэзию и всю нашу музыку
. Завершение цикла, начатого в гл. I, ср.: «Смысловые волны-сигналы исчезают, исполнив свою работу; чем они сильнее, тем уступчивее, тем менее склонны задерживаться». Здесь «волны» не только метафорически обозначают лейтмотив, возвращающуюся тему, но и отсылают к современной физике; сплетение этих двух смыслов — в последних словах: «пронизывает... всю нашу музыку». Сама тема физики (волновой теории, учения о материи и т. д.) здесь, видимо, лучше всего объясняется гипотезой Ю. Левина о том, что в «Разговоре» М. излагает собственную натурфилософскую концепцию (102, с. 142–149).VI