Второе изв стіе о пом щеніи д тей въ учебное заведеніе огорчаетъ меня больше потому, что мн кажется теб этаго очень хочется, но я ни за что не соглашусь и буду просить тебя, просить на кол няхъ разъ навсегда дать мн об щаніе воспитывать д тей всегда дома, буду ли я жива или н тъ. Я не спорю объ вс хъ выгодахъ для службы, для связей, но повторяю опять то, что говорила теб не одинъ разъ. Воспитаніе въ учебномъ заведеніи по моему мн нію, можетъ быть я ошибаюсь, но мн такъ кажется, должно д йствовать пагубно на нравъ д тей и на ихъ будущность. Чувствительность — эта способность сочувствовать всему хорошему и доброму, и способность, которая развиваетъ религіозное чувство, должны быть убиты посреди д тей, оставленныхъ на свой произволъ (потому что разв можно назвать присмотромъ и попеченіемъ о нихъ то, что имъ даютъ сть, кладутъ спать въ урочные часы, наказываютъ т лесно за проступки?), посреди д тей, составившихъ маленькую республику, на основаніи своихъ ложныхъ понятій. Всякое проявленіе чувствительности наказывается насм шками. И какъ произвольна и деспотична всегда эта маленькая республика въ своихъ д йствіяхъ! Не говоря о любви къ Богу, которую простительно имъ не понимать, любовь къ родителямъ, къ роднымъ, сожал ніе къ печалямъ, страданіямъ другихъ, слезы — вс лучшія побужденія, которыми такъ полна бываетъ молодая душа, неиспорченная ложными правилами, вс эти побужденія, безъ которыхъ н тъ счастія, возбуждаютъ только презр ніе и должны быть подавлены въ пользу какого-то см шного (ежели бы это не им ло такихъ дурныхъ посл дствій) духа геройства. Развратъ въ тысячи различныхъ формъ можетъ вкрасться въ эту, откровенно открытую для всего, юную душу. Развратъ никогда не доставляетъ счастія, но онъ ч мъ-то заманчивъ и можетъ быть пріятенъ для того, кто еще не испыталъ печальной стороны его. Отъ этаго челов къ, испытавшiй жизнь, всегда съум етъ остановится, не дойдя до горечи чаши, но юная душа жаждетъ крайностей, доброд тели или порока, это зависитъ отъ направленія, которое дадутъ ей окружающіе. Я ув рена, что погибло много молодыхъ людей, т. е. морально погибло отъ того, что, увлекшись разъ совершенно безвинно порокомъ и сд лавъ поступокъ, оскорбившій ихъ внутреннее чувство, и за который сов сть обвиняла ихъ, они впали въ глубину разврата, чтобы заглушить этотъ голосъ. Ежели же достало силы перенести угрызенія сов сти, достаточно носить эту в чную неумолкающую улику въ своемъ сердц , чтобы навсегда потерять спокойствіе въ жизни. Сколько этихъ поступковъ, въ которые такъ легко впасть молодому челов ку! И какіе ужасные поступки! Мн самой см шно, какъ я разболталась, но ты знаешь — это мой dada, 150а главное, д ло идетъ о д тяхъ. Н тъ, тысячу разъ н тъ, никогда, покуда я жива, не соглашусь я отдать д тей въ учебное заведеніе, и, ежели ты хочешь сд лать меня совершенно счастливой, то скажи мн и дай честное слово, что этаго никогда не будетъ.
*№ 29 (II ред.).
<10 л тъ посл того дня, какъ было написано это письмо, я им лъ его въ рукахъ. Много разъ перечелъ я его, много провелъ часовъ, размышляя о немъ и стараясь понять то, что чувствовала maman въ то время, какъ она его писала, и много, много пролилъ надъ нимъ слёзъ — слёзъ печали и умиленія. Вотъ что значило это письмо: тяжелое, грустное предчувствіе со дня нашего отъ зда запало въ душу maman, но она такъ привыкла не думать о себ , а жить только счастіемъ другихъ, что, предчувствуя несчастіе, она думала только о томъ, чтобы скрыть это предчувствіе отъ другихъ, и молила Бога о томъ, чтобы несчастіе это постигло ее одну. Для нея одной не могло быть несчастія: она жила въ другихъ. Наталья Савишна, которая обожала ее, наблюдала за ея вс ми поступками и движеніями и понимала ихъ такъ, какъ наблюдаютъ и понимаютъ только т , которые страстно любятъ, говорила мн , что она вскор посл нашего отъ зда зам тила перем ну въ maman. Она была какъ будто весел й, безпрестанно занималась ч мъ-нибудь, не сиживала, какъ прежде, когда бывало папа у зжалъ, въ его кабинет посл чаю, не грустила, а очень много читала, играла и занималась д вочками. Когда же занемогла, то, по словамъ Натальи Савишны, только во время бреду безпрестанно молилась и плакала, а какъ только приходила въ себя, то была чрезвычайно спокойна и вс мъ занималась: разспрашивала обо вс хъ подробностяхъ, касавшихся [?] до д вочекъ и даже хозяйства.