Полное собрание сочинений. Том 1

Я такъ былъ занятъ т мъ, что мы демъ на почтовыхъ, что мн будетъ жарко въ лисьей шубки, и что совс мъ не нужно шарфа (что я за н жинка), что и не думалъ о томъ, какъ грустно будетъ разставаться. Вс сид ли въ гостиной. Папа и maman ничего не говорили о себ и о насъ. Они оба чувствовали, что такъ грустно, что объ этомъ не надо говорить, а говорили о в щахъ, которыя никого не интересовали, какъ-то, хороша ли будетъ дорога, что сказать Княжн Д. и т. д. Фок поручено было доложить, когда все будетъ готово. Онъ взошелъ. Ему в л ли затворить вс двери и с ли, Фока тоже прис лъ у двери. Я продолжалъ быть беззаботенъ и нетерп ливъ; просид ли не бол е 10 секундъ, a мн казалось, что очень долго; наконецъ, встали, перекрестились. Папа обнялъ maman, и мн см шно казалось, какъ они долго ц луются, и хот лось, чтобы поскор е это кончилось, и хать, но когда maman обернулась къ намъ, [50] и когда я увидалъ эти милые глаза, полные слезъ, тогда я забылъ о томъ, что надо хать, мн такъ стало жалко б дную душечьку maman, такъ грустно было съ ней разставаться... Она ц ловала отца и прощалась съ нимъ, а плакала о насъ. Это все я почувствовалъ. Она стала прощаться съ Володей и столько разъ его крестила и ц ловала, что я н сколько разъ совался впередъ, думая что насталъ мой чередъ. Наконецъ, и я обнялъ мамашу и плакалъ, плакалъ, ни о чемъ не думая, кром о своемъ гор . Вышли на крыльцо, ус лись въ экипажи. Maman почти на каждой ступени останавливала и крестила насъ. Я ус лся въ коляск съ папа на переднемъ м ст ; верхъ былъ поднять; мн не видно было maman, но я чувствовалъ, что она тутъ. «Еще разъ поц ловать ее, думалъ я, или н тъ, лучше не надо». Однако я протянулся еще разъ къ ней; она была на другой сторон , мы разошлись. Увидавъ меня [ 1 неразобр.], она грустно улыбнулась и кр пко, кр пко поц ловала меня въ посл дній разъ. Мы по хали; сердце мое сжималось; я уже не плакалъ, а рыдалъ; мн что то давило въ горл ; съ большой дороги мы еще вид ли платокъ, которымъ махала maman, стоя на балкон , я сталъ махать своимъ. Это движеніе протрезвило меня, и я уже пересталъ отчаяваться; теперь меня занимало и какъ-то доставляло удовольствіе, что я плачу о maman, что я чувствительный ребенокъ. Отецъ молчалъ и смотр лъ изр дка на меня съ участіемъ; я подвинулся на самый задъ и продолжалъ плакать, глядя на пристяжку, которую вид лъ съ своей стороны. Смотр лъ я, какъ махала хвостомъ эта пристяжная, какъ перем няла аллюръ она то рысью, то галопомъ; смотр лъ, какъ прыгала на ней шлея, и смотр лъ до т хъ поръ, пока шлея взмылилась. Папа сталъ расчитывать дни, когда мы при демъ; я сталъ вслушиваться и скоро забылъ про maman, а разсчитывалъ, когда мы, днемъ или ночью, увидимъ Москву. Посл только я [51] вспомнилъ о томъ, что я холодно простился съ Любочкой и Юзой, такъ я въ то время былъ огорченъ. А какъ они б дныя плакали, особенно Любочка. И Карла Иваныча жалко и Фоку жалко и березовую аллею жалко и все, все жалко, a б дная maman! и слезы опять навертывались мн на глаза, но ненадолго.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ.

Зд сь кончается писанное мною прежде, и я опять начинаю писать къ вамъ и для васъ.

Насъ привезли въ Москву и отдали въ Комерческое училище. Время, которое я провелъ тамъ, я не стану описывать, да и что описывать — ничего, кром тяжелыхъ и грустныхъ воспоминаній, грустныхъ не такъ, какъ бываютъ сладко грустны воспоминанія время счастливаго, а къ этимъ воспоминаніямъ, напротивъ, всегда въ душ моей прим шивается какая-то горечь и досада. Хот лось бы остановить воображеніе, которое безсознательно, какъ глупая машина, lanterne magique ⁸⁰, рисуетъ в рно и т и другія. Вы зам тили, я и говорить не люблю про это время. Сколько оскорбленій, сколько разочарованій суждено было перенести мн , ребенку н жному. Еще св жи были въ воображеніи моемъ ласки любящей и любимой матери.

Меня поражало и оскорбляло все, начиная отъ того, что, вм сто того, чтобы мн , какъ я привыкъ, оказывали вс знаки признательности, уваженія (меня долго удивляло то, что люди ходятъ мимо окошка, на которомъ я сижу, и не снимаютъ шапки), меня заставляли кланяться какимъ-то людямъ, которыхъ я никогда не видалъ и вид ть не хот лъ, и которые нисколько обо мн не заботились, и кончая т мъ, что, исключая братьевъ, я ни въ одномъ товарищ не находилъ т хъ понятий, съ которыми я свыкся, и которыя были необходимы для того, чтобы мы могли понимать другъ друга. Они разсказывали про какихъ[-то] отцовъ съ бородами, которые никогда ихъ не ласкали, про матерей, которыя боялись мужей, и которыхъ били. Я ничего этаго не понималъ, а что понималъ, то было мн противно. Особенно же отталкивало меня какъ отъ воспитателей, такъ и отъ воспитанниковъ, это недостатокъ изящества физическаго и моральнаго. Даже не было того, что зам няетъ моральное изящество, теплоты ⁸¹[52] сердечной, или, ежели она и была, то подъ такой грубой корой, что я никакъ не могъ откопать ее.